– Ты Степан? – спросил Акулов, подходя к рыжеволосому человеку, похожему на артиста Крамарова.

– Ну.

– Леха по полной программе влетел. Его крутят пo нескольким темам, самые главные – две бабы за городом и чмошник на чердаке. Доказухи навалом, так что ему не отвертеться. Просил передать, чтобы ты все прятал и драпал из города.

На мгновение Карпатов себя выдал. Он не прекратил жевать, не покраснел и не выругался; лицо– по-прежнему оставалось бесстрастным, но в глазах отразилось презрение: «Я подамся в бега, а он на меня всех собак навешает!»

– Ну, – сказал Карпатов с интонацией, быть может, чуть более печальной, чем прежде, и правый глаз его опять закатился под веко, а левый уставился на переносицу Андрея, и ни презрения к слабому другу, ни других мыслей больше в нем не читалось.

– Че ты «нукаешь»? Запряг, что ли? Я тебе все сказал, а ты сам решай, чего дальше делать. Сотку гони, и я пошел. Если хочешь, можно попробовать Лехе в камеру записку передать.

– А тебя из нее что, погулять отпустили?

– Слышь, дружище, ты так не остри. Не нужна помощь – откажись по-нормальному, прикалываться в другом месте будешь. Есть в том отделении старшина один, с которым можно договориться. У тебя самого ничего не получится, он и слушать не станет.

– А тебя, значит, станет? Знаешь, я не врубаюсь, о чем ты говоришь. Бабы какие-то, чердак…

– С Лехой я знаком, но про это вообще первый раз слышу. Или у него крыша съехала, или ты меня дуришь. Так что спасибо, брателло, что зашел, и до свидания. Денег, понимаешь, нет. Совсем нет Но ты звони, заходи. Появятся – я тебе, конечно, дам.

– Ладно, Степа. Пошутили, и хватит. Поехали.

– Куда?

– Догадайся с первого раза.

– Чего гадать? Я сразу понял, что ты мент, – Карпатов ухмыльнулся. – У меня на вашего брата глаз наметан. Хоть бы придумали что-нибудь новое.

– В следующий раз сочиним. Все слишком понятно, чтобы стоило лишний раз голову ломать. Да и устали мы, за вами гонявшись. Пошли в машину.

– А если не пойду?

– Куда ж ты денешься? Можешь, конечно, попробовать побрыкаться, но здесь не татами, разговор получится коротким. Только лишнюю статью себе привесишь. Правда, при том наборе, что уже есть, большой роли она не сыграет.

– Я ни в чем не признаюсь.

– Никогда не говори «никогда»…

Задержанных допрашивали одновременно, но в разных кабинетах.

– Я в детстве болезненным был, хилым. В школе надо мной все издевались. Конечно, фамилия звучная, а сам… Ладно, если бы учился хорошо, не так обидно было. А у меня – одни тройки. По всем предметам. В институт родители протолкнули, у них связи хорошие. И от армии освобождение сделали. Хотя с сердцем у меня на самом деле беда, так что ничего придумывать не пришлось. Заплатили только для того, чтобы врачи все оформили, как надо. Они ведь могли меня в какой-нибудь стройбат записать, да? Так ведь проще… А в институте, на третьем курсе, я с парнем одним познакомился. Он давно в Израиле живет, так что нет смысла называть его фамилию. Он меня в Школу и привел. Я там другим человеком стал! Как будто заново родился, честно. Все свободное время там пропадал, занятия забросил. Меня из института в конце концов за это и отчислили. Но я успел жениться, перед самым отчислением. Что? Нет, жену я очень люблю. Она для меня очень многое сделала. Как же она сейчас poжать будет? Что я наделал… А нельзя меня как-нибудь на подписку отпустить? Я сразу приходить буду, как меня вызовут, честное слово. Нет? Это Степан меня во все втянул.