Изменить размер шрифта - +

И мы искали плотик, плавали на этом плотике в акватории губы Нерпичья, вызывая дружный хохот всех экипажей, спускали с него своих водолазов и два дня сматывали этот трал со своего винта.

 

«Дуст»

 

Не сочтите за гендерный шовинизм (ну или сочтите, как вам будет угодно), но мне абсолютно понятны любые профессии, которые выбирают себе женщины, и не совсем понятны две профессии, которые выбирают себе мужчины. Например, гинеколог. Ну вот какая детская мечта приводит мальчика к выбору профессии «гинеколог»? Вот я могу понять, как мальчик, почитав «Капитана Блада» и посмотрев «Секретный фарватер», захотел стать моряком. А что он прочитал или посмотрел, после чего захотел стать гинекологом? Вторая непонятная для меня профессия – это химик на подводной лодке.

Мне лично вообще непонятно, как можно настолько любить химию, чтоб выбрать её своей профессией, но я могу это представить ещё. Но вот химик на подводной лодке – он же не химик вообще. Никакой химией он там не занимается от слова «вообще». Он, безусловно, незаменим, и в его заведовании находится наиценнейший ресурс – воздух. Он отвечает за производство кислорода и удаление углекислого газа (грубо говоря), но никаких там пробирок, реакций, формальдегидов (или как они там называются) и ковалентных связей! Ну стоит установка гидролизная и компрессор с баллонами, и в каждом отсеке приборы для раздачи кислорода – но, позвольте, при чём тут химия? И ещё для меня всегда было загадкой, почему это – отдельная служба, а не четвёртый дивизион в БЧ-5? От этого получается некоторый диссонанс: химик – он вроде как и не люкс, но и не механик же. И «пассажиром» его не назовёшь, и «маслопупым» тоже. Поэтому называют их «дустами».

Почему «дустами»? А потому что – нехуй! Именно так и ответил мне старшина роты, когда я у него спросил, почему именно «дустами», а не каким-нибудь более благородным словом. Логики в данном объяснении я не уловил, конечно, но наш старшина вообще был специалистом по переплавке логических цепей в прямоточные штыри длиной не более пяти сантиметров. Химический факультет был самым разношёрстным по составу, и вообще непонятно было, что они там учат и чем занимаются в то время, когда не бегают в самоходы и не разлагаются в своём общежитии. Это вот было для нас, как чердак в старом заброшенном доме: наверняка там что-то есть и даже происходят какие-то события, может даже живут крысы и привидения, но на самом деле – хрен его знает что там творится. Часть поступивших туда были идейными химиками (загадка природы), а другие просто не смогли поступить на нормальные факультеты и вовремя воспылали любовью к химии. Они и выглядели самым разношёрстным сборищем: от откровенных фриков до красавцев-качков. Один, помню, учился там нерусский – здоровый, как шкаф. Ну как учился – как ни заглянешь в спортзал, он там качается. Мы с ним разговаривали даже четыре года почти каждый день.

– Привет, братан! – басил он, сжимая мою руку чуть не по локоть своей лапищей. – Обижает кто?

– Да не, – отвечал я ему. – Вообще никто не обижает.

– Ну ты это… Говори, если что.

И так вот четыре года без изменений даже в интонациях. Поэтому, понимаете, от них держались как-то особняком несколько, но чего у них было не отнять – ребята были весёлые. Для меня всё представление о химиках ограничивалось этим вот качком, ещё одним длиннющим, рыжим и ужасно нескладным парнем и двумя земляками-спортсменами моего друга Вовы. А потом я попал на флот и познакомился с нашим корабельным химиком Димой, с самой настоящей залихватски-пиратской фамилией… Не скажу какой.

И знаете, что я вам скажу про Диму? Дима был охуенным. На этом, в общем-то, можно было и закончить рассказ о нём.

Быстрый переход