Нассали. Позвали вахтенных из соседних отсеков, те тоже нассали. Прошлись по каютам, опросили желающих, кто хочет приобщиться к прекрасному. Хотели все. Бассейн набрали довольно быстро и литров пятьдесят, наверное, пресной воды сэкономили экипажу.
Третья смена. Сидим на вахте в центральном, заваливается это мурло с распаренной рожей и плюхается своей толстой жопой в командирское кресло (никто, кроме него никогда в него не садился, традиция такая – в командирском кресле сидит только командир). Один из флагманских лизоблюдов услужливо интересуется:
– Ну как попарились, тащ адмирал?
– Ох и хорошо же! Бассейн вообще замечательный, плавал там, как дельфин в утробе матери, водичка тёпленькая – в рот её набирал и струйками по стенам брызгал, как юный китёнок.
Я понимаю, что если сейчас начну смеяться, то мне крайне сложно будет списать это на нервный срыв. Терплю. Чувствую лицо сейчас сгорит и глаза лопнут от натуги. Вахтенный механик (мой командир дивизиона) жук тёртый, понял, что что-то не то:
– Скокни-ка, – говорит,- Эдуард, в мою каюту, я там блокнотик свой забыл.
Категорически запрещено в море покидать свой боевой пост. Только мёртвым. Я пулей выскакиваю в восьмой отсек и начинаю там кататься по полу. Вахтенный отсека интересуется, не позвать ли мне доктора. Сквозь слёзы рассказываю ему историю. Начинаем кататься вдвоём. Из кают выходят разбуженные подводники и интересуются, что за нах? Рассказываем. На полу заканчивается место от валяющихся подводников.
Отсмеялся, взял себя в руки. В центральном уже только наши остались: командир, замполит, вахтенный механик, боцмана на рулях и штурмана с акустиками по своим рубкам. Скромненько потупив взор, усаживаюсь на своё место и начинаю с умным видом клацать кнопками. Не, ну я вижу, что на меня все внимательно смотрят, но вдруг просто так, на профессионализм мой любуются? Подходит командир и кээээк даст мне оплеуху:
– Давай рассказывай, сидишь тут, время тянешь!
Рассказал. Командиру врать не принято у моряков. После этого минут пятнадцать лодка была абсолютно неуправляемой на глубине ста двадцати метров. Ржали, брызгаясь слезами и слюной все: командир, замполит, боцмана на рулях, штурмана и акустики в своих рубках.
– Спасибо, Эдуард, – сказал командир, пожимая мне руку, – от души! Вам с Андрюхой по благодарности от меня с занесением в личное дело, за высокий профессионализм и флотскую смекалку!
Никогда не обижайте подводников. Очень уж мстительная фантазия у них развита.
Фотографий своих зоны отдыха у меня нет, поэтому воспользуюсь фотографиями Олега Кулешова, надеюсь, что он будет не против:
Пятнадцатилетний капитан
Когда я пришёл служить в свой экипаж зелёным неотёсанным поленом, Игорь уже давно был капитан-лейтенантом. Он служил командиром группы в ракетной боевой части и, заодно, командиром шестого отсека. Когда я переводился в другой экипаж уже бывалым капитан-лейтенантом, Игорь по-прежнему был капитан-лейтенантом и командовал той же группой и тем же отсеком. Игоря звали "пятнадцатилетний капитан".
Игорь знал свою матчасть и отсек так, как не знали этого даже конструкторы. Он один из всей своей боевой части мог на глазок повернуть клапана, например, системы аварийной проливки ракетной шахты так, чтоб в системе было нужное давление и расход воды. Все соревнования по борьбе за живучесть его отсек выигрывал безоговорочно и всегда. Любой клапан в отсеке он находил в полной темноте и со сломанной рукой. Нет, ну руки-то ему никто не ломал, но скотчем одну к телу приматывали. У нашего механика такая методика была тренировок: сначала все отрабатываются в нормальных условиях, когда все всё выучили, в отсеке выключают свет, когда все опять всё выучили, тогда всем одну руку скотчем к телу приматывали, чтоб в темноте и с одной рукой всё мог делать. |