Петрович тогда ночевал один, он позвал меня к себе, чтобы ему было не скучно.
Что за дискриминация такая? Мне, значит, нельзя даже просто зайти в хозяйскую спальню, а рыжей шельме хозяин разрешил ночевать? Чувствую, когда нибудь вернусь домой после очередной командировки, а мне скажут: «Сократ, извини, теперь вместо тебя у нас Пуха, а ты, дружок, дуй в гараж».
Я открыл и тут же закрыл пасть, не зная, что ответить.
Мы поднялись на второй этаж. Возле лестницы стояла картонная коробка, я так и не понял, откуда она взялась, ещё утром её здесь не было. Признаюсь честно, я никогда не мог спокойно пройти мимо всяких ящиков, контейнеров и прочих подозрительных ёмкостей для хранения человеческого хлама. Не могу объяснить, почему они возбуждали во мне такой интерес, но мне тут же хотелось залезть внутрь. С самого детства игра в прятки с людьми стала моим любимым развлечением. Помните, как я доводил до белого каления семью композитора Леонида Исаевича, когда жил у них? Я забирался на кухонные шкафы и тихо сидел там, пока они занимались поисками и недоумевали от того, куда же запропастился Сократ. Наверняка вы сейчас подумали: какой подлый кот! Ничего подобного! Смею вас заверить, мы все такие. Когда коты прячутся, человек думает, что это просто очередная проделка, в то время как мы сидим в засаде. К счастью или к сожалению, от инстинктов никуда не денешься. Наши далёкие предки добывали себе пропитание именно так.
И вновь любопытство взяло верх, я запрыгнул в коробку и принялся её обнюхивать.
– Что там на дне лежит? – спросила Пуха, заглядывая внутрь.
– Ничего интересного, какие то бумажки, – ответил я, выбираясь из коробки.
– Наверное, там хранились какие то железяки от компьютера Димки, – предположила она. – Сократ, хочешь, я покажу тебе очень забавный аттракцион? Я по телику видела, пока ты был в театре.
– Что ещё за аттракцион? – с нескрываемым любопытством спросил я.
– Забирайся обратно, – скомандовала Пуха. – Свернись клубком, лежи и не двигайся.
Аттракционы у меня всегда ассоциировались с развлечениями, я это дело очень любил, мне рыбы не надо – дай только подурачиться. Я сделал, как велела Пуха: запрыгнул внутрь и улёгся на дне. Она ухватилась зубами за край коробки, подтянула её к ступеньке и, уперев задние лапы в пол, передними толкнула вниз. Я и ахнуть не успел, как покатился по лестнице. В конце пролёта коробка ударилась о стену и остановилась.
– Ну как? – спросила Пуха, подбежав ко мне. – Понравилось?
– Здорово! Как будто с горки прокатился!
– Я тоже хочу попробовать, – сказала она. – Теперь моя очередь. Я заберусь в коробку, а ты меня столкнёшь.
– Вряд ли у меня получится сдвинуть её с места, – усомнился я. – Я же не такой Геракл, как ты.
– Сократик, пожалуйста, ну давай попытаемся! – Пуха жалобно проскулила. – Я после той передачи, в которой собака с котом катались по лестнице, даже спать не могу – так хочется попробовать.
– А как мы коробку поднимем наверх?
– Фр р, – фыркнула рыжая морда. – Это проще пареной репы.
Она снова схватила коробку зубами и с лёгкостью поднялась по лестнице.
Уверен, так она даже бегемота сможет вытащить из болота. Пуха запрыгнула в коробку и приготовилась к полёту с импровизированной горы. Как я ни старался, но сдвинуть тару с места не смог. Пульхерия хоть и небольшая собака, но килограммов двадцать в ней есть. Разве мне по силам такая туша?
– Нет, не получается, – пропыхтел я.
Пуха выпрыгнула из коробки и с тоской посмотрела на меня.
– Я никогда в жизни не каталась с горки, – с сожалением вздохнула она. – Да что там с горки, я и со двора то убежала всего один раз – и то неудачно. |