Ральф Мэкстон созвал весь персонал. Крупье и банкометы собрались в salon prive на последнюю «летучку». Все было готово: колеса рулеток отполированы, зеленое сукно столов вычищено до стерильности. «Господа, завтра знаменательная ночь. Нужно, чтобы успех был большим, чем на открытии. Излишне вам напоминать, что от этого зависит наша работа. У вас есть списки фамилий; вы знаете всех, с кем следует обращаться как со звездами, и тех двух-трех, с кем не следует».

Некоторые засмеялись. Имелись в виду те, кто пытался расплачиваться чеками, будучи некредитоспособным. Крупье знали их и знали, как с ними бороться. Им нелегко будет принять участие в игре.

– А как насчет правила о спасении душ? – спросил кто-то. – Оно по-прежнему в силе?

Мэкстон пожал плечами.

– Таковы распоряжения. Босс говорит, чтобы никому не позволяли делать ставки не по средствам. – Он обратил это в шутку. – Мы хотим, чтобы у нас на деревьях не висело ничего, кроме огней иллюминации!

Они не понимали такой благотворительности. Простофили есть простофили; чем больше они втягиваются, тем лучше для казино и тем выше прибыль, которую они все делят. Но если Стивен установил такое правило, никто его не нарушит во избежание неприятностей. Они разошлись, и Мэкстон отправился в свой кабинет, чтобы свободно вздохнуть. Иначе он свалится с ног. Они уже много дней работали без отдыха.

Придет Анжела; он по-прежнему обедал у них раз в неделю, и она изо всех сил старалась оказывать ему знаки дружеского расположения. Она пыталась компенсировать сдержанность Стивена. Ральфу стоило огромного труда сохранять выдержку, вести себя ровно и непринужденно. В противном случае его Просто выгонят. Он знает Стивена Фалькони. Он перестал думать о нем как о Лоуренсе с того утра в Валь-д'Изер, когда прочитал об убийствах на свадьбе мафиози в Нью-Йорке. Он называл его именем, которое обозначало его истинную сущность. Бандита и обманщика.

Он не может допустить, чтобы его уволили. Приходится крепко держать в узде свои чувства, не смотреть на нее слишком часто, не разговаривать с ней больше, чем со Стивеном или с другими людьми, оказавшимися с ними рядом. Потеряв работу, он потеряет свой шанс. А шанс у него есть. Он знал это наверняка.

– Так было и в прошлый раз, – сказала Анжела. – Беда в том, что тебе подавай совершенство. Выглядит все чудесно, и ты прав, милый, – атмосфера сегодня особая. Должен быть колоссальный успех.

– Хорошо бы, – пробормотал он. – Я истратил целое состояние на один фейерверк. А я тебе говорил, какая ты красивая?

– В прошлый раз ты говорил то же самое, – напомнила она.

– Ты подобрала платье к ожерелью, – заметил он. – Тебе идет синее. Подожди минуту, дорогая. Мне нужно кое-что проверить.

Анжела видела свое отражение в большом зеркале в позолоченной раме, что висело в холле. После рождения Анны Джой муж подарил ей колье из брильянтов и сапфиров. Оно сверкало, когда она поворачивалась. Слишком дорого, слишком щедро, тем более он признался, что с некоторым трудом набрал средства на гала-вечер. По ее настоянию он перестал дарить ей драгоценности, потому что она в них чувствовала себя неловко. На этот раз он ее не послушал. Он хотел украсить ее видимым знаком своей любви и благодарности. Она бы предпочла простую нить жемчуга. Она сохранила стройную фигуру; на ней было облегающее темно-синее платье, оно ей очень шло. Хотя она и не любила выставляться напоказ, блеск и сверкание драгоценных камней вокруг шеи привели ее в приятное возбуждение. Это будет особенный вечер. Большой успех.

Он вскоре вернулся к ней, и, когда прибыли первые гости, они стояли бок о бок, отвечая на приветствия.