– Хорошо, – сказал он. – Мы возвращаемся в гостиницу. И клянусь Богом, Клара, это тебе так не пройдет!

– Ты стоял и пялился на эту дрянь! – кричала она. – Таращился на нее, на ее сиськи. Думаешь, я не видела? Блондинка, как та, другая шлюха!

Он не ударил ее. Он не ручался за себя. Он стоял и смотрел на орущую фурию.

Счастливые дни и страстные ночи, проведенные в Париже, исчезли как сон. Злая, отчаянная ссора в начале медового месяца в Бока-Ратон была не единственным случаем. Он видел лица телохранителей и понял, что они слышали эту безобразную ссору. Тогда он ударил ее, потому что она в припадке ревности оскорбляла его погибших жену и ребенка и проклинала их, как прачка. Если бы он прикоснулся к ней сейчас, когда она обзывала его лгуном и вопила что-то об измене, он мог бы потерять самообладание. Он просто не решался на это. Он испытывал такую злость и отвращение, что это было бы просто опасно. Он вышел из спальни, хлопнув дверью у нее перед носом.

Она побежала за ним.

– Куда это ты? – закричала она. – Обратно в казино? Искать ее?

Он попытался успокоиться. Разжал кулаки и постарался, чтобы голос звучал ровно.

– Я тебе не отец. Ты меня с ним перепутала. Я ухожу, увидимся, когда вернусь. Если вернусь.

По дороге к лифту он услышал, как что-то разбилось. Спустившись в бар, он заказал выпивку.

– Бурбон со льдом, – сказал он. – У вас тут есть «Кэмел»?

– У нас есть все марки, месье, – спокойно ответил бармен.

– Две пачки, – сказал Стивен.

– Хорошо, месье. Я принесу.

Бар был полон народу. Люди не интересовали Стивена. Ему хотелось посидеть в одиночестве и как можно скорее выпить. Какого дьявола я буду с ней делать, спрашивал он себя. Напиток обжег внутренности, но не помог ответить на вопрос. Он думал, что любит ее; оказалось, что ничего подобного. Второй бокал поверг его в состояние горькой откровенности перед собой.

Его просто ослепило вожделение, да еще заманчивость объединения с семьей Фабрицци. Он женился, исходя из правильных побуждений; вот только они оказались неверными для них обоих.

И она своим женским чутьем угадала правду. Как бы он ни потакал ей, как бы ласков к ней ни был, его сердце не принадлежало ей. Он ненавидел женщин с таким бурным характером, как у нее; через несколько лет она станет настоящей ведьмой. Он ненавидел ревность, когда жена взрывалась оскорблениями и упреками, не желая слушать никаких объяснений. Это все равно что жить с двумя женщинами: одна из них – очаровательная, жизнерадостная спутница и страстная любовница, а другая – мерзкая фурия, сыплющая грязной руганью, как последняя шлюха. Конечно, есть простое средство, и он знал, что его отец или младший брат посоветовали бы ему воспользоваться им. Проучить ее как следует, раз и навсегда. Чтобы несколько дней не могла встать. Мужчина должен быть хозяином. Ее отец прекрасно бы все понял. Он, конечно, не допустил бы повторения такого «педагогического воздействия», но один разок – одобрил бы, конечно, не похвалил бы вслух, а просто посмотрел сквозь пальцы.

Но я не могу. Стивен Фалькони проглотил остатки виски. Если бы я был просто сыном моего отца, не учился в американском колледже, если бы никогда не знал Анжелу, я, может быть, и задал бы трепку своей жене. Но не могу. Он вовсе не собирался думать об Анжеле. Она пришла ему на ум и вдруг возникла перед ним как живая. Сказывался третий бокал виски.

Он видел ее совершенно отчетливо; слышал ее ясный английский выговор, видел застенчивую улыбку. Он полюбил ее так, как никогда не полюбит Клару.