Переменив свой костюм, я поспешил увидеться с профессором, с которым подружился на ферме моего хозяина. Он чрезвычайно беспокоился о моем отсутствии.

— Наконец вы явились! — сказал он, когда я вошел к нему в комнату. — Где вы провели ночь?

— В замке Эппштейн, — отвечал я.

— В замке Эппштейн! — вскричал он. — Где именно?

— В комнате графа Эверарда, который теперь живет в Вене.

— В красной комнате?

— Да.

— Вы не видели ничего? — спросил профессор с видом любопытства и сомнения.

— Сказать правду, я видел призрак, — отвечал я.

— Да, — проговорил он, — это тень графини Альбины.

— Кто это графиня Альбина? — спросил я.

— О, это ужасная, невероятная история, которой вы не захотели бы и верить, если бы не ночевали в красной комнате.

— Но теперь я поверю всему, клянусь вам. Вы можете рассказать мне эту историю и будьте уверены, любезный профессор, что у вас никогда не было и не будет такого внимательного слушателя.

Профессор согласился на мою просьбу и рассказал мне необыкновенную историю красной комнаты.

— Что это за история? — спросили мы все, в один голос, графа Элима.

— Из этой истории я сделал толстую и прескучную книгу, и, если вам угодно, я принесу завтра свою рукопись и прочитаю вам ее как можно скорее.

На другой день граф Элим явился со своею рукописью и прочитал историю, которой с нетерпением ожидали все посетители, снова собравшиеся на вечере у княгини Г ***.

I

В конце 1789 года страх и надежда волновали жителей Франкфурта. Но в замке Эппштейн господствовал только страх, потому что его владелец, старый граф Родольф, был приверженцем императора. В тот день, с которого начинается наш рассказ, не одни политические заботы наводили морщины на чело графа и терзали его сердце. Он сидел со своею супругою в большой зале своего замка. Крупные слезы орошали иссохшие щеки графини, но граф прятал свою грусть в глубине души. Они рассуждали о печальном предмете.

— Надо простить, — сказала графиня.

— Это невозможно, — отвечал ее супруг. — Если бы никто не мог видеть нас, я принял бы с распростертыми объятиями и Конрада и его жену. Но я не смею нарушать обязанностей дворянина, столько взоров устремлены на нас! Я выгнал Конрада, и он не должен являться мне на глаза.

— Так если бы Конрад был старший в нашей фамилии, — робко возразила графиня, — но главою Эппштейнов после вас будет Максимилиан.

— Но тем не менее, — сказал граф, — и Конрад принадлежит к фамилии Эппштейнов.

— Он не переживет вашего гнева, — печально проговорила мать.

— Тем скорее он соединится с нами там, где родители всегда могут обнимать своих детей.

Граф замолчал, он боялся продолжать разговор, чтобы не залиться слезами, подобно жене. Во время этого безмолвия вошел старый слуга Даниель.

— Господин Максимилиан, — сказал он, — просит позволения говорить со своим родителем.

— Пусть мой сын войдет, — отвечал граф.

— Максимилиан, — с горестью произнес старый Родольф, когда Даниель вышел из комнаты, — Максимилиан терзает мое сердце, но он не унизит себя в глазах общества неравным браком; он развратен, но не теряет своего достоинства; он забывает добродетель, но помнит, что он граф; он остается благородным человеком, если не по душе, то, по крайней мере, по наружности; Максимилиан мой достойный наследник.