– Пять минут, если она не спит. Халат ему, бахилы. Быстро!

Медсестру как ветром сдуло. Она пропала с глаз долой, Руссков сгреб деньги с подоконника и отдал их Олегу. В глаза не смотрел, молчал и отворачивался, перехватил у подбежавшей медсестры халат, кинул Олегу, заставил надеть синие бахилы. И быстро зашагал по коридору мимо дверей с небольшими окошками, Олег торопился следом, не обращая внимания на удивленные взгляды персонала. Остановились перед пятой, Руссков глянул через стекло и приоткрыл дверь, вошел в палату первым. Олег осматривался с порога.

Помещение небольшое, окно закрыто жалюзи, тумбочка, потом большая кровать, рядом аппаратура. В полумраке светятся и мигают диоды, слышатся тихие щелчки и тонкий писк, и очень холодно, так холодно, что того гляди пар от дыхания пойдет.

На кровати лежал человек, не двигался и смотрел в окно. Олег сунулся вперед, но Руссков оттолкнул его. Олег остался на пороге, лишь прикрыл за собой дверь. Стало еще темнее, по спине пробежала струйка ледяного пота, и Олег сжал зубы. Холодно, как в морге. Господи, Митька…

Он прикрыл глаза и прикусил губу, кое-как отогнал от себя эту мысль. Потом, позже, не сейчас. Лариска здесь, она жива, она все расскажет, если не спит, как сказал врач.

– Лариса, вы слышите меня? К вам пришли, ваш муж пришел. Вы можете говорить?

Невнятный шепот, шорох, тихий стон, и Руссков отходит вбок, поворачивается к Олегу, тот делает шаг вперед, а человек на кровати поворачивает голову.

– Олег… – От этого голоса обдало жаром, в виски ударила кровь. Олег узнал ее голос, но не мог заставить себя подойти ближе. Под ногами точно пропасть разверзлась, бездна, что пролегла от их утреннего разговора и того, что сейчас предстоит.

– Пять минут, – повторил Руссков и вышел в коридор, за дверью послышались тихие шаги. Олег так и стоял столбом и чувствовал на себе Ларискин взгляд. Та смотрела на него и дышала еле слышно.

– Олег, где Митька? Я ничего не помню, потеряла сознание от боли, очнулась здесь… Мне ничего не говорят… Где он?

«Она не знает». – Олег собрался с силами и шагнул в бездну. Но пол не провалился, не рухнула земная твердь. Он оказался возле кровати, сел на белый стул у кровати, сжал кулаки.

Лариска лежала на спине, до подбородка укрытая толстым одеялом. Забинтованные до локтей руки лежали как неживые, лицо тоже в повязках, видны одни глаза и неестественно распухшие губы. Взгляд рассеянный, зрачки расширены. Лариска глядела не моргая, и Олегу стало не по себе. «Я должен сказать ей». – Он не мог пересилить себя, заставить произнести хоть слово. А время летело, минуты таяли, он понимал это, но сделать с собой ничего не мог.

– Собаки, Олег, из соседнего подъезда, две здоровенные псины, ты знаешь их. Хельма запросилась на улицу, я повела ее, на поводке, как ты велел. Митька увязался с нами. Мы пошли к оврагу…

Да, к оврагу. Недалеко от их дома есть пригодное для выгула собак местечко, территория бывшей промзоны. Там есть где побегать псам, там встречаются все собачники, их питомцы давно знакомы друг с другом, собачьи драки если и случаются, то редко.

Олег кивнул, точно Лариска могла видеть это в полумраке. Та облизнула губы и тихо проговорила:

– А у подъезда уже гулял этот… жирный, Дима зовут. Его псы бросились на Хельму, сбили ее с ног. Митька пытался отогнать их, а дальше плохо помню. Было очень больно, очень…

Значит, это были ротвейлеры Димы Никитина. Псы, почуяв течную суку, превратились в неуправляемых зверей. Лариска, ничего об этом не зная, как всегда, отпустила Хельму побегать, ротвейлеры накинулись на нее, та бросилась за защитой к хозяйке, Митька оказался рядом…

– А Никитин? – кое-как выговорил Олег.