Случалось, что кто-то исчезал во время ежегодной встречи племен. Мы никогда не искали и не наказывали отступниц. Таков был их злосчастный удел, так им было на роду написано. Когда амазонка уходила, ее имя переставало звучать, а лицо стиралось из памяти. Душа покинувшей племя сестры просто улетала. Мы, дочери Льда, не знаем привязанностей — даже к нашим сестрам.

Амазонки почитают свободу. Они и есть свобода. Выбравшая страдание вольна переживать свое страдание. Никто не в силах помешать судьбе осуществиться. Племя амазонок не наказывает и не карает. Мы поклоняемся богу Льда, а он хранит наши земные жизни. Законы племени можно преступить, ведь над законами есть бог.

Царица шла, высоко подняв голову, с непроницаемым лицом, звеня висевшим на поясе оружием. Ее окружали двенадцать амазонок, каждая могла в одиночку убить медведя. Окликать царицу, восхваляя ее красоту, осмеливались только трактирщики. Она лишь слегка кивала в ответ. Я чувствовала, что моя повелительница неспокойна, она словно ждала кого-то. Завидев шатер с приколотым на пологе букетом белых лилий, она устремилась внутрь, но пробыла там недолго, и мы отправились дальше.

Наступило четвертое полнолуние, на землю вернулось лето. В стойбище, среди дочерей Сиберии, царило волнение. Вокруг шептались о воителе, явившемся из страны, где заходит солнце. Сидя вокруг огня, амазонки с горящими от возбуждения глазами пересказывали царице собранные за день слухи. Говорили, что его подданные — простые рыбаки. Что он сжигал города и насиловал женщин. Что он отнял у персов их сокровища и купил наемное войско. Что он скачет на белом жеребце, что копье у него золотое и что он осмелился бросить вызов Великому Царю Персии и поклялся, что завоюет Вавилон, самый большой город под земными небесами.

Царица хранила молчание. Я чувствовала, что ее занимает какая-то тайная мысль. Она улыбалась, но я угадывала под улыбкой печаль. Сгущалась ночь. Веселые голоса девушек смолкли, уступив место стрекоту цикад и потрескиванию пламени. Меня разбудил какой-то неясный шум. Царица откинула полог и покинула шатер. Я тихо вышла следом. Она прыгнула в седло и поскакала в степь. Я поехала за ней, держась в отдалении, но стараясь не упустить ее из виду. Океан лунного света заливал степь. Царица спустилась к реке. Она стояла неподвижно, время обтекало ее. Тени облаков скользили по волнам, медленно уплывавшим к горизонту и никогда не возвращавшимся обратно. Я была далеко, но чувствовала, что повелительницу бьет дрожь. Кто назначил ей встречу? Кочевник, позвавший уйти с ним? Женщина, решившая присоединиться к амазонкам? Когда, в какой момент она стала слабой и в ее сердце поселилась тайна? Талестрия, моя царица-дикарка, воительница с серповидным мечом и смертоносным диском, с каких пор ты сражаешься с собой?

Неожиданно издалека, перекрывая шорох трав, донеслось пение. Голос звучал все громче, все полнее: к нам приближался освещенный луной силуэт всадника. Я не понимала слов, но чувствовала, что он поет о любви, надеждах и тревогах.

Талестрия вздрогнула. Какие чувства владели моей царицей? Может, они встретились год назад? И обменялись тогда нежными признаниями? Неужели моя повелительница пришла этой ночью на берег этой реки, чтобы любить этого человека, забыв, как мы сражались с мужчинами, приходившими издалека, кравшими скот и избивавшими амазонок? Неужели она забыла, как живущие рядом с нами племена объединились, чтобы лишить нас пастбищ, воды и источников пропитания? Могла ли она забыть, как неотступно преследовали нас свирепые всадники, чтобы мы рожали им самых храбрых воинов на свете? Талестрия плела козни, лгала, льстила, чтобы усмирить вражду, найти союзников, разоблачить заговоры.