Будучи еще ребенком, Александр отличался веселым нравом и редким артистическим даром. Екатерина II с гордостью писала, когда ему исполнилось четырнадцать лет:

«Нынешней зимой господин Александр овладел сердцами всех».

Но самую завидную способность Александр проявлял к языкам. Например, по-английски он начал говорить раньше, чем по-русски, а всего он владел четырьмя языками, и основным у него был модный тогда в России французский. Безусловно, в этом немалую роль сыграл франкоговорящий наставник будущего царя Фредерик-Сезар Лагарп.

ФРЕДЕРИК-СЕЗАР ЛАГАРП

Этот воспитатель-якобинец до приглашения Екатериной II был простым адвокатом в Берне. Он приехал в Россию «наловлю счастья и чинов». В процессе обучения он, будучи горячим приверженцем идей просвещения и гуманизма, ознакомил Александра с трудами французских мыслителей Жана-Жака Руссо и Габриэля Бонно де Мабли, а также с работами британского историка Эдварда Гиббона. Да, он плохо знал русский менталитет, был полон вольнолюбивых иллюзий, не ведал российского прошлого и воспитывал будущего царя на близких своему сердцу примерах просвещенной Европы. Но при этом он имел одно неоспоримое качество — он был человеком честным и порядочным. В результате они с Александром сохранили друг к другу искреннюю привязанность на долгие годы.

Этот швейцарец состоял при Александре в течение 1783–1794 гг., и он, без сомнения, находился выше всех прочих наставников по уму, знаниям и характеру. Естественно, он и оказал больше влияния на склад характера и направление мыслей Александра. При этом положение Лагарпа было очень трудным: стараясь охранять Александра от влияния придворной атмосферы и не скрывая своего образа мыслей, он нажил себе многочисленных врагов. Но помимо этого его политическая деятельность при дворе Екатерины «подарила» ему и массу швейцарских противников.

Императрица в целом была довольна Лагарпом и поддерживала его, но, регулярно выслушивая обвинения против него, в конечном итоге тоже поддалась сомнениям. В результате Лагарп был отпущен из Санкт-Петербурга довольно холодно.

В октябре 1794 года Лагарпу было объявлено об отставке, и в мае 1795 года он покинул Санкт-Петербург. Прощаясь, Александр сказал ему:

— Помните, что оставляете здесь преданного вам человека, который не в состоянии выразить вам свою привязанность и который обязан вам всем кроме жизни.

Считается, что именно Лагарп был для Александра нравственным авторитетом. Одни уверены, что он стал для будущего императора образцом бескорыстной гражданской добродетели, другие винили его в том, что, внушая Александру свою республиканскую философию, он забывал о русской жизни и делал своего ученика мечтателем и космополитом.

Адам Чарторыйский иронизировал по поводу швейцарца так:

«Лагарп принадлежал к поколению, воспитанному на иллюзиях конца XVIII века, к тем людям, которые воображали, что их доктрины, как новый философский камень, как новое универсальное средство, разрешали все вопросы и что одними сакраментальными формулами можно рассеять все многообразные препятствия, выдвигаемые практической жизнью при осуществлении отвлеченных идеалов. У Лагарпа было для России свое всеисцеляющее средство, о котором он распространялся в своих писаниях так многоречиво, что у самого императора не хватало терпения дочитывать их. Я вспоминаю, между прочим, что он напал на выражение „регламентированная организация“, которому он придавал, не без основания, большое значение, но которое повторял беспрестанно и с такой настойчивостью, что выражение это в конце концов стало его прозвищем».

Ф.-С. Лагарп. Неизвестный художник

Польский друг Александра вряд ли до конца справедлив. Точно так же, как вряд ли до конца права и графиня Софи де Шуазель-Гуффье, бывшая фрейлиной при российском дворе, написавшая в своих «Мемуарах» так:

«На нем отразилось влияние его воспитателя <…> Лагарпа.