Президент России Борис Ельцин прямо и недвусмысленно требовал от своего правительства разрушать, даже крушить советскую экономику, в том числе ее главные предприятия. «Реформа Гайдара, - писал он в своих «Записках», - обеспечила макроэкономический сдвиг, а именно разрушение старой эко­номики. Дико болезненный, без хирургического блеска, а, напротив, с каким-то ржавым скрежетом, когда с мясом выди­раются куски отработавших деталей, механизмов, - но слом произошел. Наверное, по-другому было просто нельзя. Кроме сталинской промышленности, сталинской экономики, адапти­рованной под сегодняшний день, практически не существовало никакой другой. А она генетически диктовала именно такой слом - через колено. Как она создавалась, так и была разруше­на». Эти откровения Ельцина трудно комментировать. Советская экономика и советская индустрия, в частности, созда­валась не «через колено». Да, конечно, был очень большой эле­мент принуждения, но вместе с тем и весьма большой элемент трудового энтузиазма, творчества, необычайно мощного трудо­вого напряжения всего народа. Как же можно было все это столь бездумно и грубо разрушать?!

Разрушались «через колено» не просто заводы и фабрики. Рушились судьбы и благополучие десятков миллионов людей. Главные потери 1990-х гг. для России - это не только разлом про­мышленных систем, но и утрата ценнейших кадров, научных, научно-производственных школ. В сложном производстве глав­ное - это не машины и оборудование, а сложившиеся за десяти­летия профессиональные коллективы. Почти никто не думал в той вакханалии «шоковой терапии» и о судьбе старых людей, которые разрушением советской экономики обрекались на нищету.

Александр Лукашенко по такому пути идти не хотел, и бело­русский народ его поддержал. Выступая 30 октября 1999 г. в Москве в Государственной думе, он сказал: «Мы избрали свой путь развития - и не западный, и не восточный, а сбалансиро­ванный и исходящий из наших реалий. Мы изначально отказа­лись от революционной ломки, предпочитая ей постепенное реформирование экономики, перенимая все лучшее, что может предложить мировой опыт».

На конец 2005 г. в Беларуси более 80% активов являлись государственной или кооперативной собственностью. У нее не было необходимости передавать крупные предприятия под ино­странное управление, как у Казахстана. Не было и нужды при­влекать иностранный капитал, как это делал Китай. Республика нашла свое решение, и оно оказалось в сложившихся условиях наиболее разумным и эффективным.

В Беларуси нет особенно крупных частных состояний. Богатые люди здесь есть, но они заработали свои состояния сами, а не получили их как наследство или в результате залого­вых аукционов и ваучерной приватизации. Об имущественном положении общества социологи судят нередко, пользуясь спе­циальным коэффициентом - индексом Джинни, который определяет соотношение доходов 10% самых обеспеченных людей страны и 10% самых ее бедных людей. В России этот индекс приближается к 20, а в Москве превышает 40. В евро­пейских социал-демократических государствах (как Швеция или Дания) он находится на уровне 6 или 7, в других европей­ских странах его значение редко поднимается до 15. В Беларуси индекс Джинни равен 5 или 6, и это очень важно для сохранения социальной стабильности. Частная инициатива и частная собственность развивались в Республике почти исклю­чительно в мелком и среднем производстве, а также в сфере услуг.