|
— Странно, — заметил Александр. — И не предвещает ничего хорошего. Мемнон не отпустил бы вас просто так, разве что намеревается застичь в другом, еще более уязвимом месте. Надеюсь, что Антипатр…
— Ходят слухи, что Мемнон умер, государь, — перебил его Фрасилл.
— Что-что?
— Мы слышали это от наших осведомителей в Вифинии.
— И отчего же он умер?
— Этого никто не знает. Говорят, какая-то странная хворь.
— Хворь? В это трудно поверить.
— Известие не надежно, государь. Как я сказал, это слухи, и их еще требуется проверить.
— Да, конечно. А сейчас иди к твоим людям. Устраивайтесь. Очень скоро мы выступаем. На отдых у вас не больше дня, мы и так слишком долго ждали.
Фрасилл ушел, и Александр остался в своем шатре один, обдумывая неожиданную новость, не принесшую ему ни облегчения, ни удовлетворения. Умом и душой он воспринимал Мемнона как своего единственного достойного противника, единственного Гектора, способного сразиться с новым Ахиллом. Александр давно готовился к поединку с ним, подобно гомеровскому герою.
Ему запомнилась внушительная фигура Мемнона, закрывающий лицо шлем, его голос и ощущение тревоги, внушенное знанием, что этот человек всегда начеку и всегда готов ударить, неутомимый, неуловимый. Какая-то хворь… Не этого хотел Александр, не такого эпилога ждал он в их непримиримом противостоянии.
Александр вызвал Пармениона и Клита Черного и велел готовиться к назначенному через два дня выступлению, а также сообщил им о полученном известии:
— Командир прибывшего подкрепления сказал мне, что ходят слухи, будто Мемнон умер.
— Это было бы очень кстати, — ответил старый военачальник, не скрывая удовлетворения. — Его флот, господствующий на море между нами и Македонией, представлял собой серьезнейшую опасность. Боги на твоей стороне, государь.
— Боги лишили меня честного поединка с единственным достойным меня противником, — нахмурившись, возразил Александр, но в этот момент ему вдруг вспомнилась Барсина, ее смуглая беспокоящая красота, и он понял, что судьба уготовала Мемнону смерть от какой-то хвори, чтобы Барсина могла не так ненавидеть его врага. Сейчас Александр был готов смести любое препятствие, отделяющее его от этой женщины, если бы только знал, где она находится.
— Кажется, где-то между Дамаском и Сирийскими воротами, — вывел его из задумчивости голос Черного.
Александр резко обернулся к нему: тот словно прочел его мысли. Черный в свою очередь уставился на него, удивленный такой реакцией.
— О чем ты говоришь, Черный? — спросил монарх.
— Я говорил о послании, полученном от Евмолпа из Сол.
— Это так, — вмешался Парменион. — К нам прибыл гонец от него с устным посланием.
— Когда?
— Утром. Он просил разговора с тобой, но ты уехал с Гефестионом и прочими телохранителями провести смотр новобранцев, и потому его принял я.
— Ты правильно сделал, — ответил Александр, — но он точно прибыл от Евмолпа?
— Гонец назвал пароль, хорошо тебе известный. Александр покачал головой.
— «Бараньи мозги»! Слышал ли кто более дурацкий пароль?
— Это его излюбленное блюдо, — развел руками Черный.
— Как я уже говорил, — снова заговорил Парменион, — похоже, Великий Царь выступил со всем своим войском в направлении Тапсакского брода.
— Тапсакского брода…— повторил царь. — Стало быть, как я и представлял, Дарий пытается преградить мне путь к Сирийским воротам. |