Изменить размер шрифта - +
На рассвете четвертого дня Филипп вошел, чтобы сменить повязку и открыть край полога. Омывая в тазике руки перед перевязкой, он вдруг услышал за спиной голос:

— Филипп…

Врач резко обернулся.

— Государь!

Лихорадка отступила, дыхание Александра стало ровным, сердце билось слабо, но ритмично. Филипп прослушал больного — глухое бульканье в груди прекратилось. Он позвал Лептину:

— Сообщи царице. Скажи, что царь пришел в себя. И поскорее свари чашку бульона, его нужно покормить: он истощен.

Лептина удалилась, а Филипп выглянул из шатра, где в ожидании стояли Лисимах и Гефестион.

— Передайте всем, — сказал врач, — царь пришел в себя.

— Как он? — тревожно спросил Гефестион.

— А ты как полагаешь? — грубо оборвал его врач. — Как человек, получивший пядь железа под ключицу, как же еще?

Он вернулся в шатер, чтобы позаботиться об Александре, и только тут заметил Калана. Тот лежал на земле, неподвижный и холодный, словно труп.

— О великий Зевс! — вырвалось у врача. — Великий Зевс!

Он велел помощникам перенести мудреца в другой шатер и наказал им согреть его, во что бы то ни стало и заставить поесть, при необходимости — силой, а потом вернулся к Александру. Рядом стояла Роксана, не веря своим глазам, а Лептина пыталась накормить больного бульоном единственно возможным способом: намочив тряпочку в тарелке и давая ему пососать ее.

— Что случилось? — спросил Александр, едва увидев Филиппа.

— Всего тут наслучалось, мой государь, — ответил тот. — Но ты жив, и есть надежда, что так оно и будет дальше. Ты не поверишь, как я счастлив, — добавил он с дрожью в голосе. — Ты не поверишь… Но молчи, не напрягайся, ты очень ослаб. Ты спасся чудом, и, я думаю, благодаря Калану.

— Перитас… — удалось прошептать Александру.

— Перитаса больше нет, мой государь. Леоннат сказал мне, что он погиб, спасая тебе жизнь. Не сделай его жертву напрасной: постарайся поесть, а потом отдохни, пожалуйста, отдохни.

Александр еще немного попил из рук Лептины, а потом откинулся на подушку и закрыл глаза. Но сквозь сомкнутые веки вытекли две слезы и, скатившись по щекам, намочили подушку.

 

ГЛАВА 57

 

Много дней царь лежал в постели между жизнью и смертью, и попытки решительно вернуть его к жизни часто казались тщетными. Хотя организм уже пережил момент наибольшей опасности, общее состояние раненого оставалось настолько тяжелым, а улучшение — столь несущественным, что Филипп не знал, можно ли считать его спасенным или же Танат, на время отступивший перед героизмом Калана, вновь начнет наступление. Лишь у индийского мудреца не было сомнений. Он постоянно повторял:

— Я договорился. Он выздоровеет.

Но если кто-нибудь спрашивал его об этом «договоре», Калан ничего не отвечал.

Только через месяц Александр сумел опереться на спинку кровати, и прошло еще двадцать дней, пока с помощью Лептины, кормившей его с ложки под бдительным оком Роксаны, царь смог отведать густой похлебки. Говорил он мало и с трудом, но постоянно просил Евмена почитать ему стихи Гомера. По молчаливому соглашению между товарищами царский секретарь понемногу начал исполнять политические обязанности монарха.

Иной раз Роксана тихим голосом пела Александру свои горские песни под аккомпанемент струнного инструмента, звучащего просто и чарующе.

Через два месяца Филипп разрешил своему пациенту встать и сделать несколько шагов по шатру при поддержке Кратера и Леонната. Было очевидно, что даже это минимальное усилие стоило Александру огромного напряжения, и вскоре, обливаясь потом, он провалился в тяжелый сон.

Быстрый переход