Строившие это чудо великие цари Дарий и Ксеркс — это те же самые завоеватели, кто вторгся на нашу землю с огнем и мечом, это они обезглавили и распяли изуродованное тело царя Леонида у Фермопил, это они сжигали храмы наших богов, осквернив их.
— Конечно. А знаешь почему? Смотри, — проговорил Каллисфен, указывая на надпись на одной из стен. — Знаешь, что здесь написано? «Я сжег храмы дэвов», то есть храмы демонов. Это и есть объяснение: наши боги для них — проявление демонов, которых их злой бог Ахриман вызвал в мир, чтобы ввергнуть людей в беду. Побуждением этих царей было — совершить благочестивое дело. Все народы на земле видят зло в других, в чужих народах и их богах, а от этого, боюсь, нет лекарства. Поэтому они и разрушили прекраснейшие творения нашей культуры. Поэтому и мы теперь разрушаем прекраснейшие творения их цивилизации.
Они замолчали, так как говорить было больше нечего. И тогда снова стали слышны стенания и плач умирающего города.
Царица-мать узнала о разграблении Персеполя три дня спустя от одного всадника из числа Бессмертных, который пробрался через заснеженные перевалы. Едва услышав о бесчинствах солдатни, о резне на улицах беззащитного города, об уничтожении прекраснейших творений, она разразилась слезами.
Воин, рыдая, простерся перед царицей:
— Великая Царица-мать, — проговорил он, — убей меня, ибо я заслужил смерть. Я был знаком с этим маленьким демоном-яуном. Это я во всем виноват. Это я много лет назад спас ему жизнь во время львиной охоты в Македонии, и когда в битве при Иссе он в свою очередь отпустил меня на свободу, я не понял, что таким образом демоны скрывают свою лютую натуру. Вместо того чтобы вонзить ему в горло кинжал, я поблагодарил его и выказал ему свою признательность. А теперь последствия этого предо мной воочию. Убей меня, Великая Царица-мать, и, возможно, моя смерть успокоит гнев богов, она склонит их на нашу сторону, и они вызволят нас из мрака унижения.
Царица сидела неподвижно на своем троне, и ее щеки были мокры от слез. Она посмотрела на него полным сострадания взглядом и сказала:
— Встань, мой верный друг. Встань и не кляни себя за великодушие и мужество. Тому, что случилось, было суждено случиться. Когда Кир взял город Сарды и предал его огню, что думали лидийцы в своем горе? А что думали вавилоняне, когда, изменив течение Евфрата, он овладел городом и заковал в цепи их царя? Мы тоже жгли и резали, мы тоже топили в крови восстания, сжигали храмы и святилища. Царь Камбиз убил в Египте быка Аписа, совершив в глазах того народа самое чудовищное святотатство, какое только возможно. Царь Ксеркс предал огню храмы в афинском акрополе и сровнял город с землей. Весь народ, рыдая, покинул свои дома, чтобы укрыться на островке, и оттуда они видели отблески пожара на ночном небе. Я слышала об этом от тех, кто хранит книги нашей истории. Теперь та же судьба коснулась и нас, наших чудесных городов, наших святилищ, и все это происходит не потому, что Александр такой плохой. Я знаю его, знаю его чувства, знаю, на какую нежность и внимание он способен, и если бы я присутствовала там, я уверена, что смогла бы добиться его милости и заставить свет Ахура-Мазды восторжествовать в его душе над мраком Ахримана. Ты когда-нибудь заглядывал ему в глаза?
— Да, моя госпожа, и это вызвало во мне страх.
Царица-мать замолчала, проливая безмолвные слезы, а потом подняла голову и спросила:
— Куда ты теперь?
— На север, в Экбатаны, к царю Дарию, чтобы сражаться за него и умереть, если придется. Но дай мне свое благословение, Великая Царица-мать: это согреет меня в снегах и холоде, поможет перенести голод, жажду, лишения, боль.
Он опустился на колени и склонил голову. Царица-мать подняла дрожащую руку и положила ему на голову:
— Благословляю тебя, мой мальчик. |