— А эвон твой дед родной, — толкнул в бок кормилец княжича.

— Где, где? — удивился Александр.

— Да вон же, подвысь храма зри.

Александр обежал взором резьбу по фасаду храма, который они проезжали. И увидел вверху изображение человека в княжеском одеянии и около него фигурки резвящихся детей.

— Это, что ли?

— А средь детей и отец твой.

— Отец? — еще больше удивился княжич, считавший, что отец всегда был взрослым. — А который?

— А тот, который помене всех будет.

Княжич даже коня придержал, чтобы лучше рассмотреть своего деда знаменитого и отца.

— Лепо! Ай лепо, — шептал он восхищенно. — А как же храм зовется?

— Дмитриевский собор это, — отвечал кормилец. — Он, пожалуй, краше Успенского. А?

— Краше, конечно, краше, — согласился Александр, все еще продолжая любоваться фигурами.

Двор князя оказался за Дмитриевским собором и был даже связан с ним двухэтажными палатами с изукрашенной вышкой.

На просторном дворе челядь туда-сюда снует: то из медвениц корчаги с медом в сени несут, то из сеней посуду грязную, то в котлах мясо вареное тащат.

А из сеней гомон веселый несется, звуки гудца скоморошьего, звон гуслей. Пир у князя великого, гостей полны сени.

Спешились княжич с кормильцем, коней стремянным передали.

— Ну, Ярославич, попали мы в самый раз. Слышь, гульба какая?

Кормилец поправил на княжиче платье, шапку, взял его за руку и повел к высокому крыльцу. Но когда они стали подниматься в сени, Александр освободил свою руку. Федор Данилович усмехнулся, не стал настаивать. Ему нравились эти порывы к самостоятельности.

Когда вошли в сени, где пир шел, княжич остановился, дивясь увиденному. За столами, тянувшимися вдоль стен и ломившимися от питья и яств, густо сидели бояре, дружинники, гости князя. Стол же самого великого князя был в глубине сеней, и вместе с ним сидели его братья и князья-союзники. Там же перед самым столом княжеским сидел гусляр с длинными, едва ли не до пояса, седыми волосами.

Всюду сновала челядь, подносившая питье и брашно.

Выждав немного, пока княжич осмотрится, кормилец сказал:

— Ну, идем, Ярославич.

Ярослав Всеволодович увидел сына с кормильцем еще издали, поднялся из-за стола, пошел им навстречу, встревоженно спросил:

— А где Федор?

— Занемог княжич, — отвечал кормилец. — Горло застудил.

Князь промолчал, но столь выразительно посмотрел на кормильца, что тот смутился. Ярослав решительно взял за руку сына и повел к великому князю.

— Вот, брате, младший мой сын Александр, — представил он сына. — Федор занемог, дома остался.

— О-о, — повернулся на стольце Юрий Всеволодич. — Да он и впрямь в матушку нашу обличьем. А?

— Есть, есть немного, — согласился Ярослав.

— Где «немного»? Вылитый. Ну здравствуй, сыновец ты мой дорогой.

Юрий обнял за плечи мальчика, ласково заглянул в темные глаза. Княжич сразу отметил про себя, что хоть Юрий и брат отцу, но совсем не похож не него. Волосы светлые, глаза серые, черты лица закругленные. И несмотря на то, что Юрий старше Ярослава, а седых волос ни в бороде, ни на голове не видно.

— Чем одарить тебя, дорогой? — спросил, улыбаясь, Юрий Всеволодич.

Александр молчал, и хотя дядя ему сразу понравился, он стеснялся открыть ему свое тайное желание.

— A-а, знаю, что мужу настоящему надобно, — сказал Юрий и, хлопнув в ладони, подозвал к себе слугу.