— А я вот родился об одной главе, об одном носе, одних устах.
Князю по сердцу пришлась находчивость монаха, он засмеялся.
— Вот так-то всегда будь со мной правдив и прям, и мой меч твоему кресту путь укажет.
Тут явился Яким с княжичами, с ними пришел и Федор Данилович.
— Благослови, отец Арсений, отроков моих, — сказал князь, жестом приглашая детей подойти к монаху.
Они подошли по очереди: сначала Федор, за ним Александр. Арсений осенил каждого крестом, благословил с готовностью.
— Учти, отец святой, то, о чем мы с тобой только что речь вели, они мне присоветовали.
Князь желал любви и приязни будущего владыки не только к себе, но и к детям своим.
— Так вот, дети мои, — сказал он почти торжественно, — перед нами грядущий владыка, и мы тщим себя надеждой, что теперь и София полюбит нас так, яко мы любим ее от рождения.
— Не рано ли, князь, — поежился от такой откровенности Арсений. — Медведь, чай, еще в лесу.
— Не рано, отец святой, — властно осадил его Ярослав, — в самый час. Медведь-то в лесу, а в сердце его уже стрела наша, да коли на то — и лес-то наш. Не рано.
XVI
«НЕ ОТВОРИМ ВОРОТА!»
Во главе небольшой дружины с посадником Иваном да тысяцким Вячеславом отправился Ярослав Всеволодич на Ригу, думая по пути и псковичей присоединить.
Но Псков закрыл перед ним городские ворота.
Посланный вперед Вячеслав с отрядом дружинников подскакал к воротам, закричал выглядывающим с вежей и стен псковичам:
— Вы что, очумели?! Отворяйте ворота, князь на пороге.
— Коли со злом к нам, то не князь, — кричали со стены.
— Какое зло? Он с дарами к вам.
— Знаем те дары, которые на руцах бряцают.
— Вы что?! — возмущался Вячеслав. — Умом тронулись?!
Но чем более сердился и ругался тысяцкий, тем тверже стояли на своем псковичи: «Не отворим ворота! Кланяемся князю, пусть тече своим путем».
Так ни с чем и воротился Вячеслав к Ярославу. Выслушав тысяцкого, нахмурился князь, глаза от гнева еще темнее стали.
Что делать? Сотни глаз за спиной смотрят на него, ждут, что предпримет князь, чем ответит на неслыханную дерзость.
Ежели копьем взять крепость? Ладно ль будет? Чай, свои же за стеной-то, русские. И сколько жизней зря будет погублено, и не быть тогда походу на литву. Чего доброго, литва даже обрадуется, сама набежит. Нет, нет, нет.
Копьем брать нельзя и прощать не след. Поворотил князь коня, бросил посаднику:
— В Новгород.
Воротился домой Ярослав туча тучей. Посадника с тысяцким послал вече сбирать из мужей самых знатных и достойных, но не на площадь, а во владычные хоромы. Не хочется князю, чтобы всякие мизинные людишки из уст его услышали о позоре.
Позвал в сени к себе Ярослав Всеволодич кормильца.
— Где княжичи?
— В светелке своей чертежи земель Новгородских учат.
— Чертежи обождут. Вели им одеваться как к крестоцелованию, со мной поедут к владыке. Вели Мише Звонцу сейчас ко мне быть.
Кормилец ушел княжичей собирать. Вскоре явился вызванный Миша Звонец — близкий и доверенный дружинник Ярослава. Он был высок ростом, широк в плечах, голубоглаз, густые волосы соломенного цвета ниспадали ему почти до плеч. На рати Миша был храбр и находчив, за что и ценил его Ярослав.
— Садись, — пригласил князь Мишу. — По Переяславлю не соскучился?
— А что?
— Возьми с десяток добрых отроков и скачи в Переяславль. Веди сюда полки мои. |