Вот и хочется каждый день прожить так, словно бы он последний.
— Ну что, Свеча? — Маленький, верткий пацан в светло-сером пиджаке, подняв стопочку с водкой, обвел гостей взглядом. — За твой день рождения уже пили, за погибель всех твоих врагов тоже. А давайте я философский, проникновенный тост скажу, а?
Присутствовавшие, явно ожидая чего-то веселого, оживились.
— Давай, Укол, говори!
Тот, кого гости назвали Уколом, состроил серьезное лицо и произнес:
— Поэт сказал: «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно».
Улыбки застыли на лицах пацанов.
— А при чем тут звезды? — спросил один.
— Ты че — в профессора, в ботаники записался? — хохотнул другой.
— Укол, братишка, поясни пацанам, о каких таких звездах базар? Свечников, хотя и понимал, что это какая-то хитрая шутка, но почемуто и на своем дне рождении хотел выглядеть значительным и серьезным. — Уж не о тех ли, что у мусоров на погонах?
— Когда мента поганого хоронят, всегда на могиле ставят типовой памятник с красной звездой, — пояснил произносивший тост. — За что и выпьем!
Последние слова заглушили одобрительные возгласы: тост пришелся по вкусу, явно понравился. Выпив, братва наконец вспомнила и о приглашенных бизнесменах. Те по-прежнему напряженно сидели с краю, точно пленники людоедов.
Они пришли на день рождения бригадира «крышников» с подношениями (столик, естественно, был оплачен ими же), и теперь настал момент эти подношения преподнести.
— Ну, барыги, когда будете нашего старшого поздравлять? — Укол, лихо опрокинув стопочку с водкой, обернулся к одному из бизнесменов — толстенькому, чернявому мужчине, напоминающему навозного жука.
Тот засуетился, полез в карман, извлекая оттуда небольшую коробочку.
— Сергей Иванович, — произнес жукообразный задушевным голосом, — в этот торжественный день позвольте преподнести вам наш скромный подарок. Пусть стрелки этих часов, — бизнесмен открыл футляр, извлекая из него золотые часы, — отсчитывают для вас только радостные минуты жизни. И я хочу выпить, чтобы вы…
Укол вновь разлил спиртное, а Свеча, не дослушав бизнесмена даже ради приличия, уже принимал из его рук презент.
— Ни хера себе! «Патрик Филипп»! — благосклонно воскликнул он. — Ну, удружил, Гена, удружил! Давно о таких мечтал.
Жукообразный хотел было сказать еще чтото, но его одернул все тот же Укол.
— Ну что, пацаны, какая у нас дальше культурная программа?
— Барух бы каких снять, бухла прикупить, да в сауну, — предложил Свеча, щелкнув золотым браслетиком на широком запястье.
— Тоже неплохо. — Видимо, поведение подшефных барыг было столь безупречным, что Укол, бывший на дне рождения своего бригадира кем-то вроде распорядителя, посчитал возможным пригласить и их. — Ну что, господа бизнесмены, поехали с нами? Не пожалеете. Гулять так гулять! Есть тут один спорткомплекс. Телок потрахаем, заодно, как говорится, и помоемся… Слышь, Свеча, тут животных наберем или по дороге наснимаем?
Однако веселую поездку в сауну, обещавшую стать достойным венцом дня рождения, пришлось временно отложить: в дверном проеме появились еще двое, отлично знакомые всем, кто сидел за столом. Это были братья Лукины, Миша и Коля, несомненные лидеры группировки, под началом которой работал и Свеча, и пацаны его бригады. Оба рослые, широкоскулые, накачанные, с поразительно одинаковым выражением лиц, по которому невозможно было прочитать, что у братьев на уме.
Группировка братьев, получившая название урицкой, нарисовалась в столице довольно давно, в конце восьмидесятых — начале девяностых. |