От «Шлакоблоков» на сходняк пришли Гарик Сатана, Калмык, Гвоздик и безработный вор-барсеточник Отарик Батумский. Безработным Отарик стал, когда барсетки (если кто забыл, это такие мужские сумочки на ремешке) вышли из моды, а освоить новую профессию бедняга так и не смог: попадался каждый раз с поличным, то застревая в форточке, то ловясь на кармане. Кислорецкий криминал жалел Отарика как инвалида профессии.

– Скинуться надо, братва, – сказал Пыпа. – От души скинуться, не прибедняясь. И нанять московского киллера Курочкина. Мне добрые люди дали телефончик. Надо по нему позвонить и спросить тоненьким голосом Надю Чебыкину из третьего «б». Ответит бабушка-связная, скажет, что, мол, ошиблись номером…

– Ты, Пыпа, в обиду не возьми, – сказал Калмык, – но вот подробностей жизни ты не знаешь. Курочкин – специалист экстра-класса, кто бы спорил. Всех исполняет и никогда не попадается. Только он, как бы сказать, такой… чудаковатый…

– А точнее?

– Он, когда дело сделает и деньги получит, – сказал Калмык, – начинает чудить. Всех зачищает: и заказчиков, и посредников, и даже бабушку-связную. Мёртвую зону вокруг себя создаёт – могил этак на двадцать. Потому и не попался ни разу…

– Какой же дурак его нанимает? – воскликнул Дрон, потрясённый гибелью невинной бабушки.

– Вот они самые и нанимают, – сказал Калмык. – Надеются, что успеют его раньше загасить. Курочкин так и сказал журналисту: на мой век дураков хватит! А потом подождал, пока статейка выйдет, да и… Ну, вы поняли.

Быть мёртвым дураком или журналистом никому не хотелось.

– Рукам-ногам калечить, – сказал ожесточившийся от безработицы барсеточник. – Головой пробить. Челюсть заломать…

– Вот ты и ломай, – сказал брат Брусок-младший и подвигал собственной челюстью: ладно ли срослась.

– Хоп, отставить киллера, – решил Пыпа. – Тогда будем заявление на их семейку писать в органы опеки за то, что неправильно сына воспитывают, негармонично…

– Мышцы много, а духовности с гулькин хвост! – уточнил Дрон. – Возьмёт правильного пацана за туловище и начинает этим туловищем его же братву лупить! И ещё хвалит: хороший, мол, пацан попался, жиловатенький, надолго хватит! Где только этому подлому нерусскому приёму научился?

– А не западло будет в органы писать? – обеспокоился Гарик Сатана.

– Нам, пацаны, теперь не до понятий, – сказал Пыпа. – Нужно как-то выживать. Или Костян – или мы.

– А переезжать надо, – подал голос специалист по сейфам Гвоздик. – Валить отсюдова. Вон тамбовские как в Питере кучеряво устроились! А мы что – хуже? Ладно, на Москву не претендую, но есть же и Орёл, и Воронеж, и даже Кирово-чепецк…

Конечно, насчёт Кирово-чепецка это он погорячился, но всё-таки обозначил реальный выход.

– Вот валить – точно западло. От корней своих оторваться, малую родину предать – да ни в жись! – сказал брат Брусок-старший. – Вся беда наша в этой проклятой богатыристике. Не должно быть такой ксивы – однако действует!

Помолчали, представив однажды увиденный страшный документ с подписями трёх васнецовских богатырей и княжеской печатью красного с золотом сургуча.

– Над нами уже смеются, – напомнил Пыпа, чтобы лучше замотивировать компанию. – Говорят, с ребёнком справиться не можем. Скоро сюда иногородние понаедут – из Нижнего Толчка, из Верхних Натоптышей или даже из самого Вкуснятина.