Вскоре после бегства неаполитанца еще одна измена окончательно разрушила надежды Али. Гарнизон его, не раз доказывавший свою преданность, был истерзан страшной эпидемией и доведен до отчаяния алчностью Али. Солдаты не справлялись с тяготами обороны крепости и внезапно открыли ворота неприятелю. Но осаждающие, опасаясь, что это очередные козни Али, не спешили вступить в крепость. И Али, задолго до этого подготовившись к подобным сюрпризам, успел добраться до места, которое называл убежищем.

Это было что-то вроде внутренней крепости: мощные каменные стены, ощетинившиеся пушечными жерлами, укрывали сераль Алн, прозванный женской башней. Али предусмотрительно приказал снести все постройки, которые можно было поджечь, сохранив лишь мечеть и гробницу своей супруги Эмине, призрак которой перестал преследовать его, возвестив ему, что скоро он обретет вечный покой. Под сералем была пещера естественного происхождения, куда Али приказал сложить амуницию, боевые припасы, драгоценности и провиант, а также сокровища, которые он не счел нужным утопить в озере. В том же подземелье он соорудил помещение для Василики и гарема и убежище для себя, где отсыпался, когда уставал до крайности. Эта пещера стала последней его крепостью, когда султанские войска захватили замок. Он бесстрастно наблюдал, как они заняли ворота, как освободили заложников, как обходили укрепления, пересчитывали пушки на слегка пострадавших от обстрела стенах; но когда они приблизились настолько, что могли услыхать его, Али через слугу попросил Хуршида прислать к нему почетного парламентера, а сам тем временем запретил кому бы то ни было подходить ближе указанной им черты.

Хуршид, полагая, что противник доведен до крайности и готов сложить оружие, отправил парламентерами Тахир-Аббаса и Хаджи-Бессиариса.

Али выслушал их, ни единым словом не упрекнув за измену, и сказал лишь, что хотел бы поговорить с кем-нибудь из старших военачальников.

Сераскир тут же отправил к нему своего постельничего в сопровождении хранителя печати и других вельмож. Али принял их, как подобает визирю, и после церемонных приветствий предложил спуститься вместе с ним в подземелье. Там он показал им более двух тысяч бочонков пороха, сложенных аккуратными штабелями, поверх которых были помещены оставшиеся у Али припасы и множество ценностей. Он показал им также свою опочивальню: это было нечто вроде богато убранной кельи, примыкавшей к пороховому погребу, в который можно было попасть, только миновав три двери, секрет которых был известен лишь паше. Рядом располагался гарем. Гарнизон, размещавшийся в стоявшей поблизости мечети, насчитывал пятьдесят человек. Все они были готовы погибнуть вместе с пашой под развалинами этой цитадели, последнего оплота, уцелевшего от целой страны - от некогда покорной Али Греции.

Продемонстрировав свои владения, Али представил посланцам Хуршида одного из самых ярых своих приверженцев - хранителя огня Селима, юношу с лицом столь же нежным, сколь неустрашимо было его сердце. Ему надлежало быть наготове и по первому знаку поджечь подземелье. Паша протянул ему руку и спросил, по-прежнему ли он готов умереть. Вместо ответа Селим пылко прижался губами к руке паши. Он не спускал глаз со своего властелина, ловя малейшие его жесты. Лишь ему доверял Али надзор за специальным морским фонарем, подле которого дымился факел. Сменяя друг друга, Али с Селимом поочередно поддерживали огонь. Али выхватил из-за пояса пистолет и навел его на пороховой склад - посланцы Хуршида, невольно вскрикнув от ужаса, попадали ему в ноги. Улыбнувшись при этом зрелище, Али сказал им, что устал от ратного дела и его заветная мечта - освободиться от бремени оружия.