В стаканчике на его письменном столе дома стояли только хорошо отточенные карандаши. Когда Франк из озорства поставил среди них незаточенный, бдительный Мильке немедленно выловил чужака и, раздраженный, позвал жену:

— А этот как сюда попал?

Это был настоящий немецкий дом, где во всем должен быть порядок. Отношение отца к сыну зависело от успехов Мильке-младшего — сначала в школе, затем в институте. Любое поощрение, доброе слово, несколько марок на карманные расходы — только в качестве вознаграждения за хорошие оценки и одобрение учителей.

Сын Мильке Франк, невероятно похожий на отца, стал врачом-терапевтом и был принят в кадры госбезопасности.

— Хочешь быть врачом? — поинтересовался Мильке планами сына, заканчивавшего школу. — Приходи к нам. Нам нужны хорошие врачи, нам надо заботиться о товарищах.

Мильке то и дело повторял сыну:

— Только если ты чего-то достигнешь, ты будешь иметь право на особое место в обществе. Но самое главное — учись! Я вырос в капиталистической системе и все равно учился. И мне это, как видишь, не повредило.

Франк быстро дослужился до майора и благодаря погонам, которые никогда не носил (форму он надевал в исключительных случаях), получал значительно больше денег, чем любой другой врач в ГДР Обязательную для всех молодых немцев срочную службу в армии он проходил в охранном полку имени Феликса Дзержинского, который подчинялся его отцу.

Министр Мильке гордился сыном. Франк Мильке был чемпионом ГДР по автогонкам. Он выступал на автомобилях марки «Вартбург» и получал машины прямо с завода. По машины были плохого качества. В одной из гонок все три «Вартбурга» не дошли до финиша. Франк был вне себя и пожаловался отцу:

— Почему у нас выбрасывают деньги на ветер? Как они умудряются делать такие машины, которые все ломаются?

Мильке приказал начальнику 17-го управления министерства госбезопасности, которое ведало народным хозяйством, разобраться с качеством автомобилей. Через месяц ему доложили, что на заводе действовала группа саботажников, ее руководители арестованы.

Правительство Западной Германии тратило большие деньги, чтобы вызволить политических заключенных из тюрем ГДР. Для Восточной Германии это был важный источник свободно конвертируемой валюты. Каждый год власти ГДР выпускали определенное число осужденных и получали за это западные марки.

Однажды к Габриэле привели одного из тех, кого выкупили у ГДР. Начальник отдела распорядился, чтобы он рассказал Габриэле о работе следственного аппарата МГБ.

Он был экономистом на автомобильном заводе «Вартбург». Один из сотрудников написал на него донос, обвинив в том, что он нарушает технологический процесс. Его арестовали.

Следствие продолжалось одиннадцать месяцев. Его держали в большой одиночке площадью десять квадратных метров без окон. Только следственная тюрьма МГБ Хёеншёнхаузен имела подземелье, где чертовски холодно становилось даже опытным сотрудникам МГБ.

Днем его допрашивали сменявшие друг друга офицеры. Снова и снова они задавали ему одни и те же вопросы.

Ему угрожали:

— Больше полугода здесь никто не выдерживал. Здоровья не хватало. Подумайте об этом. Имейте в виду, что для нас это всего лишь работа, а для вас — это жизнь.

Его даже не избивали. Хватило психологического давления. Следователи продвигались вперед шаг за шагом. И, в конце концов, его сопротивление было сломлено. Он дошел до такого состояния, когда сам стал сомневаться в собственной невиновности, и подписал признание.

— Зачем же вы это сделали? — спросила Габриэле.

— Только для того, чтобы когда-нибудь выйти из камеры живым, — ответил он. Вы думаете, я один такой? У всех, кто живет в ГДР, ощущение, что во тьме притаился враг, который может раздавить тебя в любой момент.