Его трогательная забота сжала мне сердце. Я поняла, что Он желает, чтобы я понравилась государыне.

Сначала я так волновалась, что в песне «Помню, я еще молодушкой была» даже слова забыла. Зарема мне подсказал.

После третьей песни Государыня послала князя Трубецкого осведомиться, есть ли у меня кофе. Все присутствующие знали, что это милость и что я нравлюсь Ее Величеству.

В антракте Государыня беседовала со мной, говорила, что грустные песни Ей нравятся больше, высказала сожаление, что Ей раньше не удавалось послушать меня.

Государыня была величественная и прекрасна в черном кружевном платье с гроздью глициний на груди.

Государь подошел ко мне с Ольгой Николаевной. Он пошутил над моим волнением, из-за которого я забыла слова, и похвалил Зарему за то, что он подсказал. Государь сказал, что Он помнит мои песни и напевает их, а Великая Княжна подбирает на рояле мои напевы…»

Когда Петр Ковальский доложил резиденту о том, что с ним произошло на пути в Берлин, Москва пришла к выводу, что он на пороге провала. То, что австрийская полиция его отпустила, ничего не значило. Если разведчик попал под подозрение, его надо убирать. Если полиция за ним наблюдает, он начинает представлять опасность для всех, с кем он имеет дело.

Отныне Москва стала руководить Скоблиным и Плевицкой напрямую, без посредничества Петра Ковальского, которого срочно вернули в Союз. Из Берлина через Данциг-Кенигсберг-Ковно он добрался до Риги.

Резидент советской разведки в Риге получил шифрованное послание из Центра:

«27 января к вам должен явиться наш источник ЕЖ-10, кличка «Сильвестров», которому вы должны оказать содействие для возвращения в Союз. При настоящем письме пересыпаем вам фотокарточку ЕЖ-10. Просим вас сообщить нам телеграфно о его явке к вам, а также дать нам номер выданного вами ему свидетельства на возвращение и путь его следования в СССР. Сообщите также даты его выезда и возможного прибытия».

Кроме того, были предприняты шаги к тому, чтобы ликвидировать все следы пребывания Ковальского в Вене. Резидент советской разведки в столице Австрии получил такую телеграмму:

«Ввиду того, что «Сильвестрову» пришлось срочно уезжать, все его вещи остались на квартире. Просим вас эти вещи изъять и переслать нам тяжелой почтой. Лучше всего, если вы это проделаете быстро, чтобы не было времени каким-либо образом выяснить посещение вами этой квартиры.

Туда можно прийти точно к десяти утра в любой день, кроме воскресенья и праздников, и вручить прилагаемое письмо хозяйке. Получить от нее три чемодана.

Приметы хозяйки: среднего роста, худая, брюнетка, лет тридцати, продолговатое лицо, волосы с проседью, темно-серые глаза, говорит по-немецки, употребляя венгерские обороты речи.

Письмо для хозяйки прилагаем в распечатанном виде, прочитайте и потом заклейте сами. Отдельным приложением посылаем список вещей, находящихся в этих трех чемоданах.

Если эта операция может представить для вас какую-либо опасность провала, то лучше ее не проводить. Проведите ее только в том случае, если будете или менее уверены в удачном исходе».

Петра Георгиевича Ковальского, к его величайшему огорчению, вернули в Харьков.

«ГПУ УССР

2 февраля с.г. в Харьков выехал через Москву «Сильвестр», отозванный нами из-за кордона ввиду того, что он был накануне фактического провала.

Несмотря на то, что он возложенную на него работу провел довольно удовлетворительно и тем самым оправдал целесообразность своей командировки, последние события, ведшие к провалу, говорят о том, что он еще нуждается в систематическом воспитании для дальнейшей работы за кордоном.

Мы прорабатываем в настоящее время возможности его будущего использования по линии загранработы и в зависимости от результатов поставим вопрос его дальнейшего использования.