— Хуже не бывает!

— Правда?.. В таком случае пройди в мой кабинет.

Оставив Бузанелу заниматься горным спортом в одиночестве, они уселись в маленькой комнате, где начальник карабинеров, как полагали, должен был решать сложные проблемы, имевшие отношение к поддержанию общественного порядка в Фолиньяцаро.

— Садись, Элоиза, и перестань плакать, потому что ты уже походишь на пострадавший от жары рокфор. Скажи мне, чем сейчас занимается твой сын, вместо того чтобы находиться здесь, куда его призывает долг?

— Тимолеоне, ты оскорбляешь несчастную мать!

— Это тебя-то?

— Да, меня, а что касается Амедео, то ты его не скоро увидишь!

— Помоги мне святой Иосиф, он что, дезертировал?

— Можно сказать, что так!

— Элоиза, думай, что ты говоришь! Сейчас не до шуток!

— Так ты воображаешь, бессердечный толстяк, что мне хочется шутить в то время, как мой Амедео умирает?

Тимолеоне очень любил Амедео. Он остолбенел, услышав слова Элоизы.

— Умирает? Но от чего?

— От любви.

Начальник карабинеров вздохнул с облегчением.

— Только то…

— Только то? Ну и ну! Несчастный! Ты никогда не был способен на настоящее чувство, поэтому думаешь, что все на тебя похожи! Мой сын — это новый Ромео! И так как его Джульетта собирается выйти замуж за другого, то он предпочитает умереть!

— Он не имеет права! Он капрал карабинеров! Его жизнь принадлежит государству!

— Он сейчас в таком состоянии, что плевать хотел на государство!

— Хорошее дело! И это карабинер, который подавал большие надежды! Я надеялся, что он станет унтер-офицером, а потом — кто знает? — может быть, и офицером. И вот, вместо того чтобы думать о своей карьере, этот дурачок хнычет из-за того, что Аньезе Агостини предпочла ему Эузебио Таламани, клерка своего отца! Вот что я тебе скажу, Элоиза: мужчин уже не осталось!

— И это все, что ты можешь мне сказать в утешение?

— Во-первых, твой сын не умрет, а получит восемь дней ареста, которые научат его не относиться к своим обязанностям спустя рукава! Во-вторых, с тобой всегда случались всевозможные истории, и с возрастом это не прошло. Несмотря на это, ты ведь знаешь, с каким уважением я к тебе отношусь?

Синьора Россатти приосанилась, потом проворковала:

— Знаю, Тимолеоне…

— Так вот, при всем моем к тебе уважении, Элоиза, позволь тебе заметить, что ты всегда была, есть и останешься до последнего издыхания страшной занудой.

Поставленная в тупик этим рассуждением, онемевшая от его неожиданной логики, Элоиза смотрела, раскрыв рот, на карабинера, который воспользовался этим, чтобы добавить:

— В конце концов, что я должен, по-твоему, сделать, чтобы заставить Аньезе Агостини любить твоего парня?

— Сделать! Да она его и так любит!

— Это ты так считаешь!

— Нет, она сама! Не позже, чем сегодня утром, она специально пришла ко мне, чтобы мне это сообщить!

— Так пусть выходит за него!

— Она-то очень этого хочет, но ее отец, этот глупец Изидоро, не разрешает ей.

— Аньезе ведь совершеннолетняя!

— Ты прекрасно знаешь, что девушки у нас никогда не бывают совершеннолетними!

— В таком случае пусть выполняет волю отца!

— Чтобы мой Амедео совсем извелся? Нет, Тимолеоне! Неужели у тебя под кителем нет ничего, кроме жира?

Начальник карабинеров попытался ввести разговор в более спокойное русло:

— Послушай, Элоиза… Я совсем не хочу с тобой ссориться, особенно по поводу вещей, которые меня не касаются.