– У меня дочка родилась!

Когда вечером того же дня Миколас ехал в роддом, в его уме уже созрело имя для новорожденной – Кристина (если бы родился мальчик, ему бы дали имя Станислав). Читатель наверняка догадался, что толчком к такому решению послужила книжка датского писателя, которую Миколас всучил жене в роддом.

Стоит отметить, что сама Пугачева поначалу отнеслась к этому имени критически: мол, русских имен достаточно, чтобы брать иноземное. Но затем малость поразмыслила и согласилась, что Марины и Наташи – чуть ли не каждая вторая, а Кристина, как теперь говорится, эксклюзив.

Между тем в ЗАГСе с этим именем тоже возникнут проблемы. Регистраторша заявит Миколасу, что таких имен в русском языке нет. Есть Христина, но от него отдает религиозным душком. Однако Миколас настаивал на своем: хочу назвать свою дочь Кристиной. Видя его решимость, регистраторша решила подстраховаться: позвонила своему руководству и спросила, как быть. Там дали «добро». Не своего же ребенка таким именем нарекали.

Отметим, что, когда родилась Кристина, кроватки у нее не было – Орбакас стоял за ней в очереди уже четыре месяца, но их никак не завозили. В итоге кровать у новорожденной появилась спустя несколько недель после появления на свет. Их неожиданно выкинули в центральном «Детском мире» на площади Дзержинского, и Пугачевой, которой об этом сообщили подруги, пришлось ехать туда самой (ребенка она оставила на соседей). Кровать она не только купила, но и сама довезла ее до дома (на метро, а потом на трамвае!) и сама же занесла ее на второй этаж. Орбакас потом никак не мог поверить в подобное.

Тем временем 12 июня из Болгарии пришла весть о том, что на фестивале эстрадной песни «Золотой Орфей» главный приз впервые взяла советская певица Мария Пахоменко. Она исполнила песню своего супруга «Чудо-кони». Со сцены сошла на ватных ногах, уверенная, что ничего ей не светит. Пришла в гостиницу и закрылась в номере на ключ. А ночью в ее дверь вдруг стали барабанить. Она открыла и увидела в коридоре толпу людей, которые тыкали в нее пальцами и наперебой твердили: «Ты – Орфей! Ты – Орфей!» Так Пахоменко узнала, что первой из советских исполнителей завоевала престижную статуэтку. Кстати, эту награду у нее, по приезде в Москву, хотела отобрать Фурцева: дескать, такая красивая вещь должна стоять в моем кабинете. Но Пахоменко сумела отстоять «Орфея» и увезла статуэтку в Ленинград.

Пугачева смотрела трансляцию с «Орфея» в Москве. Смотрела и завидовала Пахоменко, которая вернулась на родину триумфатором. В отличие от предыдущего года в этот раз Пугачева уже не строила иллюзий относительно собственного выступления на этом фестивале. Алле почему-то уже не верилось, что ей удастся чего-то достичь на песенном поприще. Во-первых, и ребенок у нее родился, во-вторых – эстрада ей уже обрыдла. Между тем до ее «Арлекино» оставалось каких-то четыре года.

В том же июне молодая чета справила новоселье: ей дали квартиру на Рязанском проспекте. В этом же доме поселились и родители Аллы: молодые жили на 5-м этаже, родители – на 8-м. Это было очень удобно: телефонов ни у кого из них не было, поэтому они общались друг с другом посредством открытых окон.

Тогда же состоялась новая встреча Пугачевой с большим кинематографом: ее пригласили исполнить песню в фильме Василия Шукшина «Печки-лавочки». Идя на запись, Пугачева жутко волновалась. Вот уже несколько месяцев она сидела дома с крохотной дочкой, не пела, да и с голосом после родов могло произойти всякое. Видимо, поэтому маленький музыкальный фрагмент записывали целый день (в фильме прозвучит только фрагмент песни: в эпизоде, где герои едут в купе и слушают радио). Из-за всех этих беспокойств у Пугачевой вскоре пропадет молоко.