«Трамваем» лёхиного напарника звали отнюдь не за богатырское телосложение, под стать многотонному транспортному средству. Василий, наоборот, был ростом невысок и фигурой тщедушен. На одной из первых самостоятельных вахт он надежурил труп. Человек, явно отравленный, сел в вагон на первомайской территории, там же ему стало плохо. Вася, забив на раскрытие, потратил полдня, чтобы доказать: потерпевший окончательно дал дуба, когда трамвай громыхал уже по Советскому району. По правилам, когда место преступного посягательства неизвестно, глухарь со жмуром виснет по месту смерти, в данном случае доставив головную роль уголовному розыску соседнего Советского РОВД.

– В ленкомнате телевизор есть. Если не выдернут на происшествие, глянем.

– Хорошо смотришься! – оценил его вид Василий. Подмылся, подбрился. Наверно – исподнее чистое одел. Если залюбят тебя до смерти, чтоб сразу в этом и похоронили.

– И тебе доброе утро, приколист, – Лёха повесил шинель в шкаф. Из зеркала на него глянула физиономия, далёкая от лучшего состояния – бледная от недосыпа и волнения. Да и в промежутках между неприятностями, у оперов всегда недолгими, он совсем не годился на амплуа театрального героя любовника. Слишком худое лицо, зауженное в нижней части так, что о подбородок можно уколоться, было украшено редкими тёмными усами. Серые глаза никак не желали отсвечивать стальным блеском и несокрушимой уверенностью. Чёрные прямые волосы Лёха всегда стриг коротко – отпущенные на свободу, они норовили разбежаться в непредсказуемые стороны. Между подбородком и узлом галстука нервно дёргался острый кадык.

«Зато уши не торчат», вспомнил он мамино утешение и отправился к столу, чтобы привычным движением открыть сейф с папочками документов о нераскрытых преступлениях, при виде которых хотелось взвыть дурным голосом. Полюбоваться на картонное великолепие не успел, репродуктор внутренней связи оповестил о скором начале пятиминутки.

Речь держал сам начальник РОВД, явно уже накачанный в горуправлении по самое немогу. Говорил он путано, отрывисто, не так как обычно, потому что призывал к бдительности и интенсивной работе, не имя права откровенно признаться при всех: у нас на районе теракт с четырьмя трупами и полусотней пострадавших, настоящий преступник не известен и не схвачен, и это полный шиздец, товарищи офицеры. Ограничился лишь упоминанием обо всем известных обстоятельствах: сварщик, оставивший в людном месте заряженный карбидом ацетиленовый генератор, и заведующая магазином задержаны. Прокуратура возбудила уголовное дело о нарушении правил техники безопасности и должностной халатности.

– Суд, а он когда нибудь состоится, пройдёт в закрытом заседании, населению про трупы не полагается знать, – шепнул Вася Трамвай.

Лёха согласно кивнул, слушая начальника РОВД, напоминавшего об обязанности милиции пресекать ложные слухи о погибших.

Затем выступил замполит с причитающимся ему оптимизмом – о социалистическом соревновании и о передовиках минской милиции, на которых нужно равняться всем. В качестве положительного и в данную минуту недостижимого в своём совершенстве примера майор привёл подвиг экипажа из охраны Советского района. Милиционер водитель на «Иж 412», умело применяя вверенную технику, преследовал и загнал в тупик УАЗ преступной группы (в зале раздались недоверчивые смешки), где задержал злодеев с применением табельного оружия, причём применение признано законным, что означает – применять его нужно, но только с соблюдением инструкции по применению, а не так как у нас применялось в прошлый раз…

– Если не уволят нафиг, попрошусь перевестись в охрану, – тихо пробормотал Лёха.

– Я бы лучше в ГАИ, – так же тихо ответил Вася Трамвай. – Мне в кадрах рапорт показывали. «В связи с трудным материальным положением прошу перевести меня в ГАИ».