— Знаешь, что это такое? — спросила я.
Он кивнул.
— Сейчас я сниму с тебя браслеты и отведу в тамбур, — сообщила я. — Открою тебе дверь, и ты, как говорят поэты, сойдешь во мрак ночи. Если будешь рыпаться, то не сойдешь, а слетишь. Но, если будешь вести себя прилично, обещаю, что наша беседа останется между нами. Договорились?
Я сняла с него наручники. Но предварительно стащила с пальцев кастет. Отморозок проводил его печальным взглядом. С помощью полотенца он кое-как привел в порядок свое лицо и вопросительно уставился на меня.
— Анатолий Витальич, — попросила я. — Выгляните-ка в коридор — нам там никто не помешает?
Капустин открыл дверь и осторожно высунул голову наружу.
— Пусто, — сказал он удовлетворенно.
Я кивнула отморозку.
— Пошли, Рэмбо! И будь паинькой. А вы, Чижов, нас подстрахуйте.
Чижов поспешно встал, нежно погладил предмет, оттопыривающий его пиджак, и мстительно сказал:
— Ты мне клешню изуродовал, но правая-то у меня на месте. Будешь дергаться — я в тебе такую дыру просверлю — что тебе туннель под Ла-Маншем!
Парень посмотрел на него с вызовом. В другое время он непременно вступил бы в горячую дискуссию, но теперь обстоятельства были не на его стороне.
— Ступай вперед! — скомандовала я.
Отморозок, ссутулившись и опустив голову, вышел из купе. С шокером в руке я последовала за ним. Колонну замыкал Чижов. Мы вышли в тамбур. Грохот колес и лязг переходных площадок слышался здесь особенно резко.
— Откройте, пожалуйста, дверь, Чижов! — сказала я, протягивая ему железнодорожный ключ. Отправляясь в дорогу, я всегда захватываю его с собой — мало ли в какой момент может понадобиться сойти.
Чижов отпер дверь и рывком распахнул ее. Нас обдуло холодом и мелкими брызгами. В тусклом свете, падавшем из окна поезда, просматривалась крутая насыпь и голые верхушки деревьев, проносящиеся мимо. Отморозок поежился.
— Сначала чуть не задушили, — с обидой сказал он, — а теперь хотят, чтобы я вообще разбился на фиг!
— Если правильно спрыгнешь, — успокоила я, — ничего с тобой не случится. Хуже будет, если мы выкинем твое бесчувственное тело сами. Оно не сумеет сгруппироваться…
Парень шмыгнул носом и подступил к краю площадки. Держась за поручни, он напряженно вгляделся в летящую под ногами землю. Ветер рвал на нем куртку и вышибал слезы из глаз. Наконец отморозок решился.
— Э-э-эх! — дико заорал он и, прибавив матерное словцо, которое звучало как крик о помощи, оттолкнулся от вагона.
Тело его понеслось в темноту, с глухим стуком ударилось о насыпь и, шурша гравием, покатилось вниз, к лесу.
— Все, — подытожил Чижов, всматриваясь в ночной мрак. — Остановка по требованию. Желающие слезли.
Мы вернулись в купе.
— Порядок, — сообщил Чижов, — мы снова одни.
— Не знаю, имеет ли это значение, — сказала я, — но на всякий случай хочу напомнить, что в поезде едет еще одно заинтересованное лицо…
Капустин вскинул голову.
— Ах ты, черт! Точно! — сказал он. — А я ведь чуть не забыл. Стукач! Нужно его найти!
— Дело к ночи, — урезонила я его. — Зачем тревожить людей? Завтра и найдем.
— Найдем, Витальич, — заверил Чижов.
Глава 3
Утром мы стали свидетелями необычного зрелища. Улеглись спать мы довольно поздно, потому что приводили в порядок купе, ликвидируя последствия кровавой схватки. |