Буйство пережитых страстей потрясло ее. Был один момент, когда она испугалась, ощутив в Лео неудержимую силу, способную закружить в водовороте чувств и растворить в себе всю ее самобытность.
Она поежилась, задав себе вопрос, не является ли «вздымающаяся из глубины ее существа горячая волна желанием испытать на себе всю эту не выпущенную пока на свободу силу.
Глава 5
В сотый, наверное, раз за сегодняшний день Корделия доставала миниатюру, изображающую ее будущего мужа, и внимательно разглядывала ее. Вглядываясь в это холодное, ничего не выражающее лицо, она всякий раз пыталась обнаружить какой-нибудь намек на то, что он представлял собой в жизни.
Она знала, что ее собственный портрет как две капли воды похож на нее самое, но даже он все-таки не отражал все особенности ее характера. Скорее всего князь Михаэль пребывает сейчас в таком же раздумье, как и она.
Часы пробили пять. Через час она будет обвенчана по доверенности с человеком, чье лицо взирало на нее из лакированной рамки. А между тем она прекрасно отдавала себе отчет в том, что совершенно не готова к браку, к положению жены, к материнству — ни как мачеха двух маленьких девочек князя, ни как будущая мать, которой предстояло принести в мир своего собственного ребенка. При мысли о том, что ей надлежит с завязанными глазами пуститься в неведомое, по ее коже бежали мурашки от беспокойства и страха.
В комнату вошла Матильда с полной охапкой серебристой ткани.
— Давай собираться, девочка. Время поджимает, дядя будет ждать тебя внизу у лестницы без пяти минут шесть.
Разложив подвенечное платье на кровати, девушка разгладила его руками, щеки ее порозовели. Платье было так обильно расшито серебряной нитью и мелким жемчугом, что весило едва ли не больше самой Корделии.
Она спокойно стояла, пока Матильда шнуровала корсет и затягивала пояс кринолина, скрывая внезапно нахлынувшее на нее чувство опасности. Облачение во все одеяния заняло около двадцати минут. Волосы ее были уложены и посыпаны пудрой уже несколько часов назад, и когда она посмотрелась в зеркало, то увидела в нем женщину, ничуть не напоминавшую ей самое себя. Накрашенная, напудренная кукла на таких высоких, украшенных драгоценными камнями каблуках и в таких тяжелых, негнущихся одеждах, что могла передвигаться только маленькими шажками.
Она привыкла носить парадную одежду по тому или иному поводу с тех самых пор, как закончила учебу, но привычка тем не менее не умаляла неудобств этих пышных одежд.
Герцог Франц Бранденбургский стоял, тяжело опершись на трость, с часами в руках, когда его племянница появилась в малой гостиной императорских апартаментов во дворце Хофбург.
— Вы опоздали, — произнес он своим обычным раздраженным тоном. — Я терпеть не могу расхлябанности.
Корделия скромно присела в реверансе и не стала оправдываться. Часы показывали без четырех минут шесть, но для ее дяди не имело значения, опоздала ли она на минуту или на целый час.
— Пошли. — С этими словами он, прихрамывая, направился к двери. — Было бы величайшей бестактностью заставлять ждать виконта Кирстона. Он проявил необыкновенную любезность, взяв на себя все заботы, и не следует делать эту церемонию еще более скучной, чем она есть.
Лишь у самой двери дядя предложил ей руку.
— Должно быть, виконт очень близкий друг и доверенное лицо князя Михаэля, ежели тот поручил ему столь деликатное дело. Если, конечно, он не в долгу у князя, что вполне может быть, — в раздумье добавил герцог Франц. — Ни один человек в здравом рассудке не станет по доброй воле взваливать на себя подобное бремя.
Мария Антуанетта должна была выйти замуж по доверенности на следующий день, в Августинской церкви, достаточно просторной, чтобы вместить весь двор. Венчание Корделии назначили в небольшой готической часовне неподалеку от конного манежа. |