Дворкин улыбнулся и вернулся к своей работе.

Сема Дворкин – огранщик. Моня говорил, что Сема – гениальный огранщик, но тот всякий раз скромно поправлял: «Не гениальный, Моня, не гениальный. Говори просто: великий».

Для Майи Дворкин оказался неисчерпаемым источником информации. О камнях он знал все.

– Знаешь, девочка, как раньше гранили бриллианты? Друг об друга, да-да, представь себе! Ах, какой неразумный расход сырья! Алмазы закреплялись в станках и терлись один об другой. А первый гранильный станок появился только в начале нашего века. То есть прошлого века, конечно же! Все никак не могу привыкнуть, что живем в двадцать первом. Слишком много вокруг анахроничного.

– Например?

– Например, я. А что ты смеешься? Граню по старинке, без всяких новомодных лазеров, работаю медленно… Да, допотопное я чудовище.

«Допотопное чудовище» учило Майю хитростям ремесла ювелира. Как-то раз она обратила внимание на комплект с изумрудами – серьги и кулон в форме дельфина – и восхитилась работой мастера.

– Накоплю денег и куплю себе такой, – пообещала она.

Сема крякнул, достал лупу и усадил Майю рядом.

– Посмотри-ка, уточка, поближе на эту красоту. В кулоне – дублет. Видишь?

Майя непонимающе вскинула брови. Камень как камень, зеленый, прозрачный.

– Сработано неплохо, сразу и не заметишь, в чем подвох. Но если ты будешь внимательно смотреть своими ясными глазами во-о-т сюда…

И тут Майя увидела. Тонкая линия, похожая на трещину, рассекала камень на две неравных части.

– Здесь не один камень, а два, – объяснил ювелир. 

– Сверху – настоящий изумруд, только махонький. А к нему приклеен другой камень, куда дешевле. Думаю, сюда пошла синтетическая шпинель. Но сколько стоит та шпинель, и сколько – изумруд! Улавливаешь мысль, птичка моя?

– Улавливаю, – пробормотала изумленная Майя.

– Плоскость склеивания легко найти, поэтому ювелиры стараются прятать ее в оправу. Платишь за двухкаратный изумруд, а получаешь того изумруда на треть карата. Остальное – пшик!

– Его на самом деле склеивают?

– А как же. Не клеем ПВА, ясное дело, а специальной пастой. Цвет в тон подбирают – и вот вам здрасьте, камешек будь здоров! Теперь давай твои сережки поглядим.

Дворкин приблизил лупу к зеленым камешкам.

– Вот тебе один, курочка, а вот и второй, – пробормотал он.

– А с этими что? – с горечью спросила Майя. 

– Тоже склеенные?

– Нет, эти – синтетические. В лаборатории их вырастили, этих красавцев. Стоят в десять раз дешевле настоящего изумруда, но не в цене дело. Скажем, синтетические бриллианты почти такие же дорогие, как и настоящие. Но только они все мертвые. Души в таком камне нет, вот что я тебе скажу. И никаких свойств, какие настоящему изумруду присущи.

– Как вы определили, что они синтетические? Я думала, только анализ может сказать наверняка.

– Трещинки у синтетики не так расположены, как у живого камня. Ты права, анализ нужен, но у меня уже глаз набитый на это баловство.

Сема пренебрежительно отложил украшения в сторону и закончил:

– Видишь, старый Дворкин сберег немножко твоих средств.

К Моне Верману приходили самые разные посетители. Время от времени захаживали старухи, закрывались в кабинете с Моней и подолгу шептались с ним о чем-то. Красивый старик с великолепным римским профилем появлялся в «Афродите» раз в неделю, осведомлялся о чем-то у Мони и неторопливо покидал салон. Со всеми старичками Верман был приветлив и терпелив.