Последнее предложение относительно «Гутен моргена» она приняла от держателя «Европейской» пана Дворжака…

«Кто бы это мог быть?» – подумал Артур, и, как это всегда бывает перед опасностью, у него защемило под ложечкой.

Амалия на стук никак не отреагировала. Она дремала, поскольку была утомлена намного больше маркиза, принимая во внимание то, что любимейшей ее позой в любовных играх была активная позиция сверху. Впрочем, такое господствующее положение было характерно для нее и в воровской профессии.

Часы показывали половину двенадцатого, и время до полудня еще можно было назвать утренним.

Артур поднялся, накинул на себя шлафрок и пошел отпирать дверь. Пока он брел к порогу, стук, повторившись, значительно усилился, что очень не понравилось «графу». Непроизвольно надев на лицо маску безразличия, маркиз открыл дверь, и первое, что увидел, это синюю полицейскую форму. Затем его взгляд поднялся к знакам различия и серебряной медали за выслугу лет. Только потом он перевел взгляд на полноватое лицо с усами, закрученными кверху, пытаясь изобразить неподдельное изумление.

– Вы ко мне, господа полицейские?

– К вам-с, разлюбезный… Я пристав второй полицейской части Жалейко, – представился усач. – А это, – он сделал движение головой назад, – околоточный надзиратель Хамзин.

Артур кивнул и посмотрел в дверной проем. За головой околоточного Хамзина, не спускающего с него взгляда своих серо-голубых глаз, маячила голова пана Дворжака. Его глаз Артур не увидел, они спрятались в тени.

– Цель вашего визита? – спросил Артур, загораживая проход.

– Вы – граф Артур Ламбер из Парижа? – спросил пристав.

– Точно так, – с достоинством ответил Артур.

– И вы же маркиз де Сорсо. Не правда ли?

Жалейко цепко уставился в глаза Артура, надеясь вычитать в них все, что ему надобно. Но глаза «графа» выражали лишь удивление и легкое раздражение, что вполне можно было понять и без всякого криминала: два полицианта врываются в его нумер, где он не один, а с дамой в совершеннейшем неглиже. Если быть точнее, даже без него. Радостного в подобном визите, надлежит признаться, решительно не бог весть сколько.

– Да, это так, – не сразу ответил Артур, стараясь отыскать взглядом Дворжака. Вот ведь, легавых привел, паскудник. Верно, в надежде вернуть свои десять тысяч и не отдавать ему акции Транссибирской магистрали. – А в чем суть, господа?

– Некто маркиз де Сорсо разыскивается имперской полицией за подлог и самозванство. Это, случаем, не вы? – ехидно спросил пристав Жалейко.

– Смею вас уверить, господа, вы ошиблись, – спокойно сообщил Артур. – Я третьего дня приехал из Парижа.

– Что, и документики у вас сохранились? – спросил усатый пристав, тесня Артура необъятной утробой.

– Какие еще документики?

– Проездные билеты, к примеру, – продолжал медленно двигаться внутрь номера Жалейко. – Что вы и правда прибыли из Парижа.

– Нет, документиков у меня таких не сохранилось, – не менее ехидно ответил Артур. – Я приехал сюда как частное лицо, отчет в сей поездке мне держать некому, посему билеты я давно выбросил. Зачем мне их хранить, согласитесь?

Жалейко промолчал.

– Кто там, милый? – спросила из спальни Амалия.

– Да простое недоразумение, дорогая, – успокаивающим тоном ответил Артур и просительно посмотрел на пристава: – Может, вы все-таки позволите мне и моей даме одеться, господин полицейский?

В ответ на просьбу Жалейко решительно отодвинул Артура в глубину комнаты и направился в спальню.