Старик без малейших колебаний нажал «единичку». Вспыхнул экран. Президент развалился в том же мягчайшем кресле, но беседовал уже не с лощеным штатским, а с военным – полковничьи львы на погонах, синий берет... это не армия, точно. То ли военная жандармерия, то ли полиция – Мазур в нынешних знаках различия плохо разбирался, за двадцать лет многое переменилось.

    Разговор снова шел на каком-то местном языке – и Мозес Мванги подался вперед, прямо-таки впившись взглядом в экран, ловя каждое слово. Судя по тому, как застыло его лицо, речь шла не о новинках киноэкрана и не о достоинствах балерин из Государственного театра – старик, как Олеся давеча, словно бы поверх вороненого винтовочного ствола смотрел...

    Мазур деликатно стоял у него за спиной, сохраняя каменную неподвижность. Это продолжалось долго, в конце концов Мванги резко, раздраженно ударил ладонью по выключателю, словно таракана давил. Какое-то время сидел, уставясь в погасший экран с тем же хищно-брезгливым выражением на лице.

    – Вы что-нибудь поняли? – спросил он тихо.

    – Увы, местным языкам не обучен, – сказал Мазур.

    – Насколько мне известно, двадцать лет назад вы у нас уже б ы в а л и...

    – Я не разведчик, а военный, – сказал Мазур. – Нам языковые тонкости ни к чему. Разве что «Руки вверх» и тому подобное...

    Не хватало еще лезть в местную большую политику, подумал он. Большая политика – дерьмо, на любом меридиане...

    Мванги встал, и они оказались лицом к лицу. Мазур глянул выжидательно.

    – У меня к вам будет просьба, адмирал... – сказал старик словно бы нерешительно. – Я понимаю, вы здесь заняты не только охраной президента, но и какими-то с в о и м и делами...

    – С чего вы взяли?

    – Ну, бросьте. Вы же в данный момент работаете на группу бизнесменов, которым здесь многое принадлежит...

    – Вам это не по душе? – негромко спросил Мазур.

    – Не настолько, чтобы против этого бороться, – сказал Мванги. – К превеликому сожалению, иные вещи следует воспринимать как грустную неизбежность. Жизнь далеко не во всем похожа на то, что нам представлялось лет тридцать назад... вы, наверное, это знаете и на с в о е м опыте?

    – Не без того, – сказал Мазур угрюмо.

    – Просьба у меня одна-единственная. Вы можете никому не рассказывать о том, что показали мне... систему?

    Пытливо глядя на Мазура, он вдруг словно вспомнил что-то, достал из внутреннего кармана белоснежного пиджака какую-то длинную узкую книжечку, раскрыл ее, нацелился авторучкой. Спросил совсем тихо:

    – Какую сумму вы считаете приемлемой?

    Тут только Мазур сообразил, что книжка – чековая. Он их почти что и не видывал, разве что во времена былых зарубежных командировок. Даже в новой своей ипостаси обходился кредитными карточками.

    – Уберите это, – сказал он, невольно скривившись от брезгливости то ли к окружающей жизни, то ли к принятой на себя роли.

    Медленно спрятав книжку и авторучку, старикан сказал не без удивления:

    – А ведь вы искренни, пожалуй что. Вас прямо-таки перекосило от отвращения... Извините.

    – Я в данный момент работаю за деньги, – сказал Мазур, – но это еще не значит, что я все измеряю деньгами. Никто ничего не узнает. Слово офицера.