|
На все эти вопросы ответы у Миши были заготовлены заранее. Батмазу он сообщил почти правду: номер в «Босфорусе» он снял вместе с товарищем по круизу Виктором Лукашовым для того лишь, чтобы ненадолго ощутить, что значит жить в пятизвездочном отеле. Затем, после того, как встретившийся у отеля посредник, местный житель, назвавшийся Мамедом, предложил им переехать в Карагель, они с радостью согласились. Тот же посредник, Мамед, помог им взять напрокат машину. На сообщение Батмаза, что, по показаниям администрации «Босфоруса», в отеле они жили вместе с двумя девушками, Миша ответил: да, такое было, с девушками они познакомились в порту. Девушки, говорившие по-русски и назвавшиеся Ирой и Олей, действительно согласились провести с ними несколько дней вместе. Но после ночи, проведенной в «Босфорусе», он и его товарищ с девушками расстались. Где сейчас эти девушки, он не имеет понятия. О том, что у Лукашова есть пистолет, знал. Но откуда он у него и имеет ли Лукашов на него разрешение, не интересовался. У самого же у него оружия никогда не было.
К разговору об убийстве полицейского Батмаз перешел лишь после этого Мишиного заявления. Причем допрос на эту тему лейтенант вел, как показалось Мише, несколько странно. Коротко порасспросив, что знает Миша о смерти стража порядка на месте перестрелки, и не получив никаких пояснений, а лишь совершенно искренний ответ, что Миша не только ничего не знает об этом, но даже не видел там, в скалах, кого-то напоминающего полицейского - Батмаз как будто успокоился. Заполнив в конце концов бланк допроса с двух сторон, лейтенант взял новый лист. Посидел, внимательно рассматривая Мишу. Наконец сказал: - Не хочешь сделать заявление? - Какое заявление? - Решил косить под неопытного? - Не пойму, о чем вы говорите. Мише вдруг стало не по себе: полицейский смотрел на него с неприкрытой ненавистью. Прошипел: - Деловым себя считаешь, да? Баки решил вколачивать? Там, у себя, ты, может, и был в законе. А здесь ты вшиварь, гнида. Никто. Захочу, и тебя замикстурят в пять секунд. Понял? Завалят, очухаться не успеешь. Да еще хорошо, просто завалят. Усек? Миша пожал плечами: - Не понимаю, что вы на меня так взъелись. - Все отлично понимаешь. Значит, не знаешь, зачем делаются заявления? - Смотря какие заявления. - Заявления о чистосердечном признании своей вины. - О чем вы, господин лейтенант? Мне не в чем признаваться. - Каменский, скажу по-свойски: крути не крути, здесь, в полиции Стамбула, ты не отвертишься. Особенно если ты убил нашего. Некоторое время они смотрели друг на Друга в упор. Так, будто соревновались, кто раньше уступит. Миша подумал: похоже, за этим Батмазом и за всеми его действиями что-то стоит. Но вряд ли он сейчас угадает что! Впрочем, это его не должно заботить. Он должен лишь выбрать момент и сказать, что хотел бы переговорить с капитаном Онселем. Остальное несущественно. Похоже, Батмаз устал бороться с ниш взглядом. Сказал, загасив сигарету: - Что молчишь? Смотрю, тебя прилично отделали. Кто это тебя? - Ваши отделали, кто же еще. - Правильно сделали. При задержании? - При незаконном задержании. - Почему же незаконном? - Я же сказал, господин лейтенант: я не нарушал никаких законов. Ни ваших, ни каких-то еще. Единственная моя вина: я отстал от теплохода. Но это, насколько я знаю, еще не преступление. - Смотря с какой целью ты отстал. - Ни с какой. Просто отстал. Не рассчитал время. - Тогда - что же ты здесь сидишь? С момента, как ты отстал, пошла уже третья неделя. На какие средства живешь? - На свои. - Помедлив, Миша решил добавить: - У меня счет в вашем банке. - Ясно, полиция давно уже успела все это выяснить. |
