Она говорит – с тобой все по-другому, я сразу поняла, что ты – другой, есть в тебе что-то особенное.

Она говорит – если бы мой отец узнал, что я привела сюда парня, он бы меня убил.

Она сидит на стуле, облокотилась на подвесной кухонный столик, крепящийся к стене. Комнатка крохотная, студенческая мансарда под самой крышей: низко нависают балки. Стены, встроенная мебель, диван, стул, подушки, циновки, рисунки, статуэтки Будды, парики – всех цветов радуги. Я сижу на диване в полуметре от нее.

Она говорит – я знаю, какой ты.

Она говорит – мне кажется, мы знакомы целую вечность.

Она говорит – ты нежный, чувствительный и нежный.

Она сидит на стуле, облокотилась о край стола, запустила два пальца в вырез оранжевой маечки. Теребит кожаный шнурок, который висит у нее на шее, и иногда между тканью и пальцами проглядывает кулон со знаком Водолея, сплетенный из медной проволоки. Она положила ногу на ногу, согнув ее под прямым углом, и ситцевые брючки завернулись вокруг лодыжки. На щиколотке у нее повязка из цветных хлопковых нитей, зеленых, желтых и красных. Я сижу в полуметре от нее.

Она говорит – послушай, если сейчас зазвонит колокольчик, не смущайся: это мой приятель, он весь в пирсинге, знаешь, это такие колечки, он просто занесет мне мобильник.

Она говорит – ты не думай, я не такая: этот мой приятель клонирует номера, а потом приходят сумасшедшие счета тем франтам, у которых денег куры не клюют.

Она говорит – послушай, ты только не подумай, что он – мой парень, я совсем одинока, особенно в душе. Может быть, поэтому мне никак не найти того, единственного?

Она сидит на стуле, облокотилась о стол. На щиколотке – длинная красная царапина, она начинается под повязкой и пропадает за круглой косточкой. Выше, между двумя едва намеченными голубоватыми венами, чуть виден красноватый след от тугой резинки гольфов. По очень светлому ногтю большого пальца ноги проходит почти невидимая поперечная полоса, более блестящая и темная. Я. Сижу. В полуметре.

Она говорит – да ты хоть слышишь меня через эти твои наушники?

Она говорит – что это ты там бормочешь?

Она говорит – почему ты так смотришь на меня?

Внезапно я чувствую, как кожа у меня на лице взрезается миллиардами тончайших трещин. Чувствую, как она оползает, скатывается чешуйками, соскальзывает с костей, оставляя голый, блестящий череп. Глаза, уже лишенные век, выкатываются из орбит, останавливаются у самого края. Девушка по-прежнему смотрит на меня, сидя у края стола, и я удивляюсь, как же она всего этого не замечает. Ведь я сижу от нее в полуметре.

Она говорит – почему ты так смотришь на меня?

Что-то ворочается у меня в голове, и все кости лица приходят в движение. Лоб, скулы, подбородок подаются вперед. Глаза разбухают, давят на надбровные дуги, вот-вот вылезут из орбит. Да как же она всего этого не замечает?

Она говорит – почему ты так смотришь на меня?

Она говорит – почему ты так смотришь на меня?

Она говорит – БОЖЕ МОЙ, ПОЧЕМУ ТЫ ТАК НА МЕНЯ СМОТРИШЬ?

ПОЧЕМУ ТЫ ТАК НА МЕНЯ СМОТРИШЬ?

Часть вторая

Reptile

Angel bleed from the tainted touch of my caress

need to contaminate to alleviate this loneliness…

Карандашная запись Витторио на уголке первой страницы. Его быстрый, с сильным наклоном, почти неразборчивый почерк.

Жизнь, смерть и чудеса Алессио Кротти, Игуаны.

Переговорим, когда я вернусь с совещания в Вашингтоне.

Хорошая работа, девочка моя.

Первая страница. Шапка:

Аналитический отдел по насильственным преступлениям (АОНП).

Заголовок:

PSYCHOLOGICAL OFFENDER PROFILE (POP):

ПСИХОПОВЕДЕНЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА КРОТТИ АЛЕССИО, РОДИВШЕГОСЯ В КАДОНЕГЕ (ПВ) П.