Изменить размер шрифта - +
Тогда были и «нерукопожатные» люди, как бы исключенные из приличного общества, так что рукопожатие означало степень доверия выше чем среднюю и даже служило знаком приобщения к некоему общему кругу.

Максим принял ладонь директора в свою и стиснул, это и есть обмен рукопожатиями, что в старину чем-то да служило важным. То ли проверяли друг друга на крепость мышц, то ли что-то сакральное, а сейчас нечто древне-ритуальное, непонятно для чего и существующее, просто никому не пришло в голову отменить, что-то вроде галстука, который не греет и не украшает, а так, тоже непонятное.

И, как все больше народу отказываются от галстуков, так и все больше не прибегают к дикарскому обряду рукопожатия, а когда это случается, то это нечто необычное, с особым смыслом.

Томберг с силой сжал пальцы Максима, тоже что-то означает, то ли некий знак, то ли хвастается, что еще силен и крепок.

Продолжая улыбаться, кивком указал на кресло справа от стола, куда усаживал только друзей и тех, с кем собирался вести приватные беседы.

– Максим Максимович, прошу вас…

– Спасибо, Данил Алексеевич, – ответил Максим, – прекрасно у вас здесь. Мягко, уютно, добротно.

– Будет еще уютнее, – пообещал директор. – Ха-ха, я имею в виду, во всем нашем центре, особенно – у вас.

Заинтригованный и заранее обрадованный, Максим опустился на краешек и смотрел с жадным ожиданием, как неспешно усаживается сам директор.

– Данил Алексеевич?

Директор сказал благодушно:

– Сигару? Ах да, вы же не курите…

– Вы тоже, – напомнил Максим. Что-то в словах Томберга и даже движениях начало потихоньку настораживать, раньше тот всегда начинал с самой сути. – Данил Алексеевич?

Директор откинулся на спинку кресла, лицо стало деловым, а взгляд царственно строгим.

– Максим, – сказал он, – нам поступило очень выгодное финансовое предложение со стороны. Вашу лабораторию можно будет значительно расширить, принять на работу трех-четырех сотрудников высокой квалификации, а также заменить часть оборудования на более современное.

Максим ощутил, как сердце начало радостно подпрыгивать и отстукивать праздничную чечетку, ничуть не сбиваясь с ритма. По телу пошла теплая волна чистого и ничем не замутненного счастья.

– Данил Алексеевич!

Директор сказал с довольной улыбкой:

– Я даже навел справки насчет ККК-3С… Третью установку уже собрали и заканчивают отладку, проверку и окончательную юстировку. Обладателями этого уникального агрегата можем стать мы.

Максим прошептал:

– Это серьезно?

– Полностью, – ответил директор, он весь светился радостью и довольством. – Через неделю, а то и три-четыре дня будет она стоять в вашей лаборатории.

– Ушам своим не верю!

– Одна в Кембридже, – сказал Томберг величаво, – вторая в Токийском, третья у вас…

Максим проговорил:

– Я просто ошалел… Как долго мы ютились, будто нищие, чуть ли не в подсобке, всю аппаратуру собирали своими руками! Ну теперь-то рванемся…

Директор произнес с доброй отеческой улыбкой:

– Это да… вы наша наибольшая надежда, Максим Максимович…

Но в его улыбке что-то таилось, у Максима создалось впечатление, что директор чего-то важного недоговаривает, хотя это может быть и неважное для директора, но что для слона дробина, для мыши бронебойный снаряд…

Нехорошее предчувствие проклюнулось в груди и еще не сжало сердце холодными лапами, но Максим проговорил осторожно:

– Данил Алексеевич, надеюсь, это не сопровождается никакими условиями? А то я что-то в последнее время стал таким пугливым, таким пугливым.

Быстрый переход