— Бесстыдница! — слова Суарена пропали даром — Керы уже не было поблизости. — Я завтра же выгоню ее с алтаря!

— Зачем же так, Суарен, это случайность… — заступился за девушку Вальборн, впрочем, ненастойчиво.

Они спустились по лестнице и высоли на улицу, где поздний вечер стремительно превращался в темную осеннюю ночь.

— Возьмите светлячок, Вальборн, уже темно, — предложил магистр.

— Здесь недалеко, — отказался тот и, попрощавшись, пошел на берег Тиона, туда, где стояло войско.

Вальборн прошел полдороги, когда Оккаду накрыла ночная тьма. Оставшуюся часть пути он добирался почти наощупь, с трудом отыскивая едва заметную тропинку и досадливо встряхивая головой, чтобы отогнать завязший в ушах мурлыкающий голосок.

«Ах, простите, мне так неловко…»

В последующие дни Вальборн побывал в заброшенном городе, где было припрятано имущество и припасы, проехал вверх и вниз по берегу Тиона, но главное внимание он уделил участку дороги в Келангу, примыкавшему к выходу из Оккадской долины. Понимая, что бой состоится на подходе к селу, Вальборн искал место для расстановки войск и никак не мог выбрать удобную позицию. Он приглашал с собой Лаункара, чтобы обсудить очередной сомнительный вариант, но старый воин каждый раз неодобрительно крутил головой — не то.

Проезжая по селу или возвращаясь в военный лагерь, Вальборн неизменно встречал Керу, как бы невзначай оказывавшуюся у него на пути. Кера целыми днями кружила у лагеря, будто молодая щучка, примеривающаяся, с какого края лучше ухватить крупную, не по зубам, добычу. Она презрительным молчанием отвечала на шуточки и заигрывания воинов, наблюдала и выжидала, наблюдала и выжидала, считая, по-видимому, что упорство — сила, способная повернуть ход судьбы в нужном направлении. Вальборн без труда догадался, что девушка преследует его, и сердито подавлял в себе берущееся неизвестно откуда беспокойство.

Помимо Керы, другие дела беспокойства Вальборну не внушали. Беженцы из Келанги получили топоры на длинных палках, гордо именуемые секирами, и теперь учились сражаться ими под руководством опытных воинов, пещерный город в случае нужды мог служить надежным укрытием от уттаков, не любивших появляться в скалах. Мысли о приближении врага вызывали у правителя Бетлинка не тревогу, а спокойное, расчетливое стремление помериться силами и, конечно же, победить.

Как-то днем, когда в лагере обедали, шум, донесшийся с южного края села, поднял воинов на ноги. Уклон местности позволял видеть прямо из лагеря, что жители села выбегают навстречу какой-то процессии, огибающей западный склон долины. К западу от Оккады засушливая Сеханская равнина вплотную примыкала к нагорью, поэтому те края оставались безлюдными. Вальборн подумал, что группа сельчан возвращается из дальней поездки за рудой или горючим камнем, но все же прицепил к поясу меч, позвал воинов и поспешил на шум.

К селу медленно приближались шесть тяжело нагруженных подвод. Их сопровождали десятка полтора мужчин, обветренных, суровых и молчаливых, чем-то похожих друг на друга. Впереди, вздернув подбородок и радостно поблескивая подвижными, сощуренными от солнца глазами, вышагивал сухонький, седенький старичок. Подойдя к околице, он победно оглядел скопившуюся там толпу и спросил:

— Это Оккада?

— Оккада, Оккада… — ответило сразу несколько голосов.

Старичок жестом остановил подводы и провозгласил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Ну, что?! Говорил, что доберемся, и ведь добрались. А южным путем? Были бы сейчас у Кертенка, не ближе!

— Кто вы такие? — спросил Вальборн, подойдя к старичку.

Тот был слитком счастлив, чтобы заметить недоверчивую настороженность в голосе Вальборна.