Хотя Д’Амур знал обо всех опасностях, таившихся в Конфигурации Мук, он не мог убедить себя вернуть её за баночки с препаратами. Гарри позволил угасающему удовольствию в кончиках пальцев ещё раз погладить шкатулку. Тот мимолётный контакт с блаженством, таившемся в Конфигурации, очаровал его, и пальцы не могли позабыть сладостное ощущение — точно повстречав старого друга, руки исследовали головоломку сами по себе.

Гарри наблюдал за этими манипуляциями и чувствовал себя удивительно далеко от лихорадочных движений пальцев и ещё дальше — от возможных последствий. Он говорил себе, что может в любой момент всё прекратить, но зачем останавливаться так рано, когда через пальцы и руки его усталому организму передаётся подобное удовольствие? Ему вполне хватит времени, чтобы остановиться прежде, чем он окажется в опасной близости от разгадки. Почему бы тем временем не насладиться панацеей шкатулки? Ведь уходит боль в суставах, спине и кровь приливает к чреслам…

В тот миг навязчивые воспоминания о Шмаре, унижения в школе святого Доминика и призраки множества прошлых жизней не причиняли Гарри ни малейшей боли. Сорвавшиеся с поводка мысли твердили ему, что все они являлись частью узора, как и рисунок на гранях шкатулки Лемаршана, и со временем всё идеально впишется в общий замысел. Внезапно шкатулка слегка завибрировала, и Гарри собрался с мыслями, чтобы понять суть в находившейся в его руках силы. Она скрывалась от него, укутывая своё мрачное предназначение в аппетитную обёртку удовольствий и подстреканий, и он это чувствовал.

«Положи», — приказал он себе. Но его тело так долго лишали удовольствий (какая-то кальвинистская черта его характера отрицала всё, что подразумевало потакание своим желаниям, ведь Гарри боялся, что это могло ослабить его перед предстоящей великой битвой, которая могла разразиться в любой день), что блаженство в костном мозге пальцев моментально сбило его с узкого пути праведника.

Короче говоря, он не положил шкатулку, а продолжил исследовать её почти нежными прикосновениями. Загадка поддавалась ему с такой легкостью, что в его мыслях забрезжила подозрительность. Она продемонстрировала ему свои внутренности — они оказались разукрашенными так же замысловато, как и шесть её внешних граней. Теперь его пальцам не составляло труда находить нужные точки. Они скользили, нажимали, гладили, и при каждой стимуляции шкатулка расцветала всё больше: стенки её смещались, открывая внутренний лабиринт буйно цветущих механизмов.

Головоломка почти околдовала, но тут его внезапно укутало облаком студёного воздуха. Пот на спине и лбу Гарри превратился в холодную плёнку. Чары тут же развеялись. Пальцы Д’Амура разжались (на этот раз по его приказу) и упустили шкатулку наземь. Она ударилась о пол с удивительным звуком — в узком проходе громыхнуло так, будто упало что-то большое. Вернулся Стринг Ярт.

— О, да чтоб тебя, — проворчал Гарри.

К его удивлению, последовал ответ. Две баночки на верхней полке опрокинулись, упали вниз и разбились. Призрачный гость нагнал на Д’Амура такой холод, что у него застучали зубы.

— Не. Лезь. Ярт, — процедил Гарри.

Холодный воздух развеялся. Как только Ярт подчинился приказу, снизу послышалась банальная, металлическая мелодия. Её источником была Конфигурация Мук, поблёскивавшая среди разбитых баночек да их полуразложившегося содержимого.

— Что за чёрт?.