— Уверен, три года назад я бы прибегнул к такой же беспомощной фразе, но это было до моей преждевременной кончины, братец Теодор.

— Исчезнем! — воскликнул Хейадат. — Все в разных направлениях. Я улечу в Париж…

— Йяшар, ты меня не слушаешь. Слишком поздно, — сказал Раговски. — От него не спрячешься. И я тому доказательство.

— Ты прав, — согласился Хейадат. — Париж — слишком очевидно. Куда-то подальше, а затем…

Пока Хейадат лихорадочно излагал свой план, Элизабет Коттлав, очевидно, смирившись с текущими обстоятельствами, решила поговорить с Раговски более непринуждённо.

— Сказали, что твоё тело нашли в храме Феместриона. Странное место, Джозеф. Как ты там оказался? Он тебя туда привёл?

Раговски замер на секунду и посмотрел на Коттлав.

— Нет, — проговорил он. — Вообще-то я сам там спрятался. За алтарем там есть комнатка. Она крохотная. В ней темно. Я… я думал, что буду там в безопасности.

— А он всё равно тебя нашёл.

Раговски кивнул и поинтересовался:

— И как же я выглядел? — его голос невольно дрогнул.

— Меня там не было, но по отчетам всех очевидцев — ужасающе. Он бросил тебя в той норе, а крюки так и остались в теле.

— Ты рассказал ему, где хранишь все манускрипты? — спросил Полтэш.

— Мне цепь с крюком желудок через задницу тянула, так что да, Арнольд, рассказал. Я визжал, как крыса в капкане. А потом он бросил меня там, и та цепь с крюком медленно потрошила меня, пока он не побывал в моём доме и не снёс в храм всё, что я припрятал. Помню, я так жаждал смерти, что буквально молил его добить меня. Я рассказал ему даже то, о чём он не просил. Мне хотелось лишь умереть. В конце концов, моё желание исполнилось. И никогда в жизни я не был так благодарен.

— Иисусе! Увидь и зарыдай! — воскликнул Феликссон. — Взгляните на себя — разинули рты на его болтовню! Мы воскресили сукина сына не для того, чтобы слушать его сраные страшилки, а ради ответов.

— Ответов захотел?! — рыкнул Раговски. — Тогда слушай. Возьми бумагу и запиши местонахождение каждого известного тебе гримуара, памфлета и предмета силы. Каждого. Рано или поздно он всё равно получит нужную информацию. Лили, ты — у тебя ведь имеется единственная существующая копия «Жестокостей» Сендереггера, так?

— Возможно…

— Пиздец, женщина! — покачал головой Полтэш. — Он же пытается помочь.

— Да. Имеется, — сказала Лили Саффро. — Она в сейфе под могилой моей матери.

— Запиши. Адрес кладбища. Номер участка. Нарисуй чертову карту, если нужно. Главное, чтобы ему было не сложно искать. Тогда можно надеяться, что он отплатит той же монетой.

— У меня нет бумаги, — пискнул Хейадат внезапно пронзительным, детским от страха голосом. — Кто-нибудь, дайте бумагу!

— Держи, — сказала Элизабет, вырвав листок из записной книжки, которую она только что достала из кармана.

Полтэш писал на конверте, прижав его к мраморной стене мавзолея.

— Не понимаю, как это удержит его от манипуляций с нашими мозгами, — сказал он, рьяно покрывая конверт малопонятными каракулями.

— Не удержит, Арнольд. Это всего лишь жест повиновения. Что-то, с чем никто из нас не был особо знаком. Но вдруг, — а я ничего не гарантирую — вдруг сработает.

— О, Боже! — воскликнул Хейадат. — Я вижу свет в щелях.

Маги оторвались от письма, чтобы посмотреть, о чём речь.