Все эти сведения водитель сообщил Дыркину, натянуто улыбаясь. Машина миновала деревню. Знак на полосатом столбе разрешал скорость сто пятьдесят километров в час. Водитель прибавил газу.

– Во дает! – крякнул Дыркин. Проезжали поля. Пшеница высокая, ровная, такой Дыркин вокруг Хрюхрюпинска никогда не видел. Заметив дорожный знак с изображением лошади, запряженной в хомут с колокольцем, машина притормозила.

– Это еще что за хренотень? – удивился Дыркин. – На тягловую силу перешли? При мне тут и лошадь никто не видел лет двадцать.

– Этот знак обозначает, что мы приближаемся к городским конюшням, – кивнул таксист.

– Коняг развели? – Дыркин бестолково вращал головой, пытаясь обнаружить в дорожном пейзаже хоть одну лошадь. – Не видно лошадок… Их двадцать лет назад татарам на колбасу скормили.

– Лошадей в Хрюхрюпинском районе заведено сто двадцать голов. Они содержатся в центральной усадьбе заповедника «Падловские Истоки». На лошадях горожане в выходные дни устраивают верховые прогулки. Вам тоже предстоит научиться сидеть в седле.

Дыркин матерно выругался, затем приоткрыл окно, сплюнув сквозь зубы в жесткую струю встречного ветра и кинул из пачки в угловую часть пасти сигарету.

– Мне верхом на бабе пора посидеть. В заграницах бабы дорогие и от СПИДа не гарантируют. Мне на них валюту тратить охоты нет. – Замелькали длинные кирпичные здания без окон. Дыркин уставился на них: – Это что за силоносцы? Во дают! Силоносцы из шведского кирпича херачут!

– Это и есть хрюхрюпинские конюшни…

– Что-то не пойму я тебя, шеф? То говоришь, лошадей в заповеднике завели. Кстати, что это за «Падловские Истоки»? Я такого места у нас отродясь не слыхивал!

Конюшни закончились. Водитель прибавил скорость:

– Центральную усадьбу заповедника разбили на месте деревни Сучары.

– Сучары? Во дают! Там городская свалка. Заповедник посреди свалки устроили? – усмехнулся Дыркин. – Заповедник на свалке, это по-нашему…

– Свалку хрюхрюпинцы два с половиной года назад расчистили. На деньги, полученные за металл, собранный на свалке, и построена усадьба. Деревню, как ветхую и антисанитарного вида, снесли. Жители переселены в новый район Хрюхрюпинска. Район назвали Верхнереченским.

– Во дают! – пробурчал Дыркин. – Ладно, ты мне про конюшни поясни. Почему лошадей в Сучарах держат, а конюшни под Жопловкой построили?

– Это долго объяснять. Вот и город.

Гаврила Михеич глянул в окно и снова открыл рот. Обомлел Дыркин по причине увиденного. Раньше город со стороны Жопловки начинался большой зловонной лужей красноватого цвета. Машины, чтобы не закиснуть в вонючей каше, объезжали лужу с разных сторон, образовывая новые колеи. Во время дождей колеи соединялись с лужей, с каждым годом увеличивая ее объем и глубину. В конце концов автомобилисты стали рулить в объезд. Лужа зацвела хилой осокой, развела головастиков и пиявок и превратилась в грязный пруд. Обрадовавшись новому водоему, хрюхрюпинские хозяйки из ближайших домов наловчились сливать туда нечистоты и топить ненужные и отслужившие свой срок вещи. Когда в засушливые летние времена лужа-пруд мелела, глазу открывались дырявые резиновые сапоги и опорки, остовы детских колясок и кроватей, прохудившиеся кастрюли. Кто-то даже умудрился скинуть туда ржавый кузов «запорожца». Когда же вонючая красная вода скрывала дары горожан, хрюхрюпинцы по выходным любили посидеть на берегу, выпить водочки и испечь картохи, а иногда баловались шашлыком. Поэтому бережок нового водоема вскоре покрылся битым бутылочным стеклом, ржавой консервной тарой и газетами чуть поодаль.