Вообще-то это было ее старое платье, но я промолчала, вспомнив первое правило дома Вейров.

– К тому же тебе не помешает принять ванну, – добавила мама, наморщив маленький носик. – И, вот еще, в этом доме – ни единого слова о Двейне Райсе!

Кивнула. Как я и думала, это стало четвертым правилом. У мамы их набралось ровно столько же, сколько у отца, имя которого в этом доме оказалось под запретом.

– Та часть моей жизни давно уже умерла и погребена на ужасном деревенском кладбище в том ужасном месте, – неожиданно добавила мама. – И я не собираюсь встречаться с ходячими призраками из прошлого.

Папа был вовсе не призраком, но я снова промолчала. И продолжала молчать, когда молодая светловолосая служанка в строгом темно-зеленом платье отвела меня в большую комнату на первом этаже. В ней были зеленые обои, темные шторы, массивная кровать с полупрозрачным балдахином, письменный стол и большой шкаф, в который умелая горничная разложила ту малость из одежды, что я захватила из Калинок. В углу комнаты стояло изящное трюмо, в зеркале которого отразилась растерянная темноволосая девица с нахмуренными бровями.

Миринда Орейга… Она же – Амбер Миринда Райс. Отец говорил, что я пошла в мать, но особого сходства я не заметила. Может быть, овал лица, цвет волос, но я… Мы с ней совершенно разные!

Пока дожидалась, когда мне приготовят ванну, подошла к окну, из которого открывался чудесный вид на внутренний дворик, выложенный разноцветной мозаичной плиткой. В Изиле, оказалось, уже вовсю цвели розы. Мамин садовник предпочитал алые – они взбирались по декоративной решетке, украшая изящную беседку из розового мрамора. Внутри нее стояла скамейка и круглый, инкрустированный перламутром и цветными камнями столик. Неподалеку я заметила небольшой бассейн с золотистыми рыбками.

Красиво… Слишком уж красиво – так не бывает!

Тут явилась еще одна служанка и увела меня в ванную комнату. После часа несказанного блаженства меня облачили в светлое, с кружевными оборками, платье. Затянули шнуровку лифа так, что я едва могла вздохнуть. Взмолилась о пощаде, но мамина пожилая камеристка, которая заявилась ко мне с резной шкатулкой из красного дерева, оказалась непреклонна. Никаких поблажек! Долго расчесывала мои длинные, до талии, волосы, затем продолжила мучить, закалывая их шпильками – никакой магии в доме Вейров! – в сложную прическу, которую, наконец, украсила жемчужными нитями из той самой заветной шкатулки.

Маму я увидела лишь перед ужином, и она заметно нервничала. В который раз напомнила мне о четырех правилах этого дома, и я в очередной раз пообещала не демонстрировать семейное упрямство Райсов. Именно из-за него казнили моего деда, отказавшегося выдать новым властям мятежников, а отец, не будь он столь упрямым, давно бы принял прощение короля Ийседора и вернулся в столицу…

Ее волнение передалось и мне. Наверное, потому что я услышала, как к дому подъехал экипаж. Хлопнула входная дверь, раздались тяжелые шаги, и вот уже язвительный мужской голос отчитывает слугу за нерасторопность.

Прибыли лорд Вейр с сыном, и вскоре пришло время подняться в большую столовую на втором этаже. Дожидаясь появления мужчин семейства Вейров – общих детей в новом браке им Трехликий не дал, – я чувствовала себя не в своей тарелке.