— Но если…

— К черту «если»! — взорвался президент. — Зачем гадать на кофейной гуще, что было бы, если!.. И так погибло без малого десять тысяч граждан Соединенных Штатов, а искалечено, лишилось имущества и жилищ почти тридцать пять! Вам этого мало?! Скажите лучше, что делать, чтобы подобного не повторялось никогда! Никогда, слышите?!..

Как и всегда в последние дни, минутная вспышка сожгла остаток сил, и первый человек США снова надолго замолчал.

— Система противоракетной обороны, над которой сейчас работают наши специалисты, позволит надежно прикрыть большинство крупных городов США…

— Пятьдесят процентов, — послышался чей-то ядовитый голос, и оратор живо повернулся в сторону говорившего.

— Не пятьдесят, а, по последним расчетам, шестьдесят два…

— А жителям остальных тридцати восьми? Зарываться в землю, словно кротам? К тому же, вы говорите лишь о крупных городах, — невысокий плотный и лысоватый мужчина в сером костюме произнес предпоследнее слово так, будто выделил его жирным шрифтом, да еще и подчеркнул размашисто красным маркером. — А как же не очень большие? Маленькие? Им вы предлагаете уповать только на Господа?

— Но ни одна система ПРО в мире, даже самая совершенная, не сможет закрыть все воздушное пространство страны! Даже Советы, в свое время, прикрывали своей ПРО только Москву. А ведь у них тогда не было проблем с финансированием…

Перепалка набирала обороты. Спорщики, казалось, забыли о президенте, который еще сильнее скорчился за своим столом, пребывая в состоянии, близком к прострации. Но одна едва слышная на общем фоне реплика заставила его встрепенуться.

— Повторите! — потребовал он, близоруко щурясь куда-то в глубь затемненного помещения, откуда, как ему почудилось, прозвучал ответ на беспокоивший его все эти дни вопрос. — Повторите, что вы сейчас сказали!

— Простите, сэр?.. — только что многословно объяснявший сразу двум оппонентам, почему он лично считает проблему неразрешимой, госсекретарь оборвал свою гневную тираду на полуслове и обратился в вопросительный знак, но тут же спохватился: растерянность в любых формах здесь не одобрялась. — Я думаю…

— Мне плевать, что вы думаете и думаете ли вообще! — вскипел президент. — Я прошу повторить свои слова того, кто прячется вон в том углу…

Увы, ни гоблин, ни инопланетный пришелец в тени, на которую указывал палец хозяина сверхдержавы, не скрывался, а вместо них перед частью удивленными, частью завистливыми, но, без исключения, неодобрительными взглядами собравшихся явился щуплый и лысоватый, действительно яйцеголовый субъект, мышиной мастью одежды и длинным влажным носом отчасти смахивающий на мелкого грызуна вроде полевки.

— Джим Козловски, эксперт по оборонным исследованиям, — поблескивая стеклами мощных очков, несколько гнусаво представился человек-землеройка, то и дело шмыгая своим выдающимся органом обоняния (впрочем, как знать, возможно, и осязания). — Простите, это у меня аллергический…

Конец фразы был заглушён трубным звуком, который больше подошел бы какому-нибудь представителю благородных оленей, зовущему соперника на бой, томясь весенней порой от вожделения, а вовсе не страдающему насморком щуплому «научнику».

— Что вы хотели услышать, сэр? — обратился эксперт к президенту, когда огромный клетчатый платок исчез в недрах одежды.

— Вашу последнюю фразу, — брюзгливо пояснил глава государства, терпеливо пережидавший отправление естественных потребностей организма Козловски, — ту, которую вы вставили после слов генерала…

— Ах да… — Эксперт приосанился, настраиваясь на длительную лекцию: президент припомнил, что он и был профессором университета в Кливленде.