Приключения Ричарда III.

Книга истрепана. Покоробившиеся, задубелые (не только от времени, но и от моих слез, пролитых над ними) страницы.

Они напечатаны на древнем языке, сам не знаю — когда.

Слушайте дальше, люди (друзья?).

Читать первый (начальный) монолог я иду в тронный зал.

Эхехе.

Лютня.

У меня никогда не хватит воображения представить себе, что такое лютня. Наверняка тогда и в помине не было музыкальных компьютеров.

Я делаю передышку. Чтение «Ричарда III» вслух — ух! — возбуждает меня, временами я срываюсь на крик и потому быстро устаю.

Дойдя до этих слов, я, как всегда — о да! — испытываю потребность двигаться.

Горб, из-за которого у меня опущена голова, так что приходится вытягивать шею, если не хочешь все время смотреть в пол, кажется мне сейчас не столько неотъемлемой (и неисправимой) частью моего тела, сколько внезапным бременем, навалившимся мне на плечи.

Ох.

Я выставляю вперед правую ногу, ту, что короче, стараясь опустить ее для устойчивости носком наружу, потом описываю дугу (уф!) левой, сухой и негнущейся, и в результате (в итоге) продвигаюсь на шаг.

И все равно, друзья, если б сегодня — сейчас — мне сказали: «Так, мол, и так, ты можешь стать стройным и ловким, как все нормальные люди», я бы отказался.

Уверен, что (на сегодняшний день) отказался бы.

Пусть приходят, если им нечего делать, пусть предлагают.

Эхехехе.

Еще несколько шагов, и я ору-у-у во все горло заключительные слова монолога, прекрасные и жуткие:

Вот это да!

Да, надо признать, что с такой ясностью и глубиной мне бы вовек не выразить моих намерений, моих желаний. (Моих чувств.)

Чем дальше, тем глубже должна быть моя признательность неизвестному, благодаря которому в один прекрасный день я обнаружил возле своего ложа (постели) стопку книг. Ах, книги! Как раз когда я учился читать.

Но этот неизвестный (неведомый) человек, знал ли он, что у нас с Ричардом III гораздо — о, гораздо — больше общего, нежели одно имя?

Я подхожу к компьютеру, торчащему из груды мусора. Нажимаю нужные кнопки.

Машина — ах ты! — не подает признаков жизни.

Проснись, оракул, скажи, что меня ждет, предреки мое будущее, не то я тебя разобью, разнесу вдребезги, заставлю променять твой ленивый сон на слепую машинную ночь!

Неужели не обойтись без пинка?

— Отвечай, оракул! Ну!

Компьютер уже погружен в машинную ночь. Его поедает ржавчина. Он покрыт той же патиной небрежения (забвения), что и все остальные вещи во дворце.

Зал — бескрайнее помещение (ууу!) — украшают колонны.

Должно быть (надо полагать), некогда, только-только отстроенный, это был не зал, а чудо. Ооо.

Со временем — увы и ах! — фрески на стенах (изображавшие картины сельской жизни) забелили, затерли цементом, закрасили, и теперь стены без единого окна являют собой серые облупившиеся поверхности с черными вертикальными полосами, обязанными своим происхождением выходным отверстиям кондиционера, сломанного с незапамятных пор.

На мраморном полу, как и всюду, проложены среди мусора узкие проходы (дорожки), обнаруживающие изначальной красоты многоцветные — о! — орнаменты.

Мебель? Почти полностью исчезла — погребена под кучами (иии!), под целыми горами мусора.

Потрясающее впечатление, люди.

Если смотреть на мусор с близкого расстояния, он раскрывает свой удивительный состав.

Сейчас я вам его опишу. Угу.

Так вот, лишь в самой незначительной своей части мусор состоит из обыкновенных отбросов, пыли и грязи — сухой и влажной, — скапливающейся в жилищах.

Преобладающая же доля мусора приходится на новые вещи.