Рис Уэбстер, рост пять футов десять дюймов, волосы желтые, маленькие светлые усики и наклонность к ярким ковбойкам, несмотря на то что родился он в Бруклине. Ему тридцать восемь, на шестнадцать лет старше Синдры, но, насколько он мог судить, это как раз то, что требовалось. Это значило, что она не так опытна, как он. Он мог лепить ее так и этак, и этим он как раз сейчас занимался.

Они встретились в Нью-Йорке, в клубе, где ее приятель работал вышибалой. Джои не мог выдержать соперничества с Рисом Уэбстером.

Представившись профессиональным шоу-менеджером, он осведомился, чем она занимается.

– Я собираюсь стать профессиональной певицей, – ответила она очень самонадеянно.

– Значит, вы встретили именно того человека, который сделает из вас звезду, – ответил он столь же самоуверенно.

Самый мошеннический прием на свете, и каждый раз этот номер удается.

Сначала его интерес к ней был чисто сексуальный. Быстренько уложить и затем смыться. Но ей вовсе не интересно было сразу же тащиться к нему домой. И у нее не было никакого желания вступать в молниеносную связь, даже когда он сказал, что занимается производством пластинок и имеет кое-какое отношение к быстрой карьере Джона Таволты. Он врал, конечно, в обоих случаях, но кто мог проверить?

Вообще-то он не слишком любил молоденьких, но в Синдре было что-то особенное, так что он продолжал преследовать ее, искусно затягивая петлю. Он платил за уроки в студии по два часа в день, за постановку речи и дикции. Она во всем этом совершенно не разбиралась, но ведь голос у нее был, и он решил, что если удастся его разработать, они будут купаться в долларах.

– Я опять уезжаю в Голливуд, – сказал он ей однажды как бы между прочим. – Да, в Голливуде такая девушка, как вы, могла бы преуспеть.

– Ну, – сказала она нерешительно, – мы с Джои тоже…

– Забудь о Джои. Он неудачник. И если ты останешься с ним, ты тоже ничего не добьешься. А с другой стороны, если ты со мной поедешь, я кое-чем тебе помогу, в смысле карьеры.

И так оно, в конце концов, и случилось. Она бросила Джои и покатила с Рисом через всю страну в его ярко-розовом «кадиллаке» образца 1969 года, и они сблизились в гостинице «Холидей», где-то недалеко от Альбукерке.

Когда они обосновались в Лос-Анджелесе, Рис стал платить за уроки пения. И не прогадал. У нее был настоящий талант.

Теперь, два года спустя, все его усердные труды и с умом вложенные средства скоро начнут приносить вожделенные ди-виденты. Ему удалось заинтересовать ею две компании грамзаписи, и обе они подумывали назначить деловую встречу и, может быть, записать ее.

А тем временем он на ней женился. Он понимал, что с ней ему светит пожизненная жратва.

Свернувшись клубком, подтянув колени к груди, Синдра никак не могла понять, почему она сегодня чувствует себя так же, как вчера. Ведь теперь она замужем, слава Богу! Замужем! Но она ничего особенного не ощущала.

Правда, она замужем всего один день, рассуждала она, и, может быть, завтра все будет иначе.

Тут она подумала об Арете Мэй: интересно, а что бы сказала она? Впервые после бегства из Босвелла она всерьез подумала о том, чтобы наведаться туда. Просто наведаться, конечно, очень ненадолго. Она приедет в большом старом «кадиллаке» Риса, и Харлан выбежит встречать их. Господи, он, наверное, уже совсем большой мальчик – ведь ему шестнадцать. Арета Мэй приготовит своего замечательного цыпленка с жирной жареной картошкой. Как же будет вкусно!

Затруднение состояло в том, что она никогда не рассказывала Рису о своих бедных родственниках. Он думал, что она родилась в респектабельной буржуазной семье. Насколько ему было известно, ее мать была домохозяйкой, а отец занимался продажей автомобилей.