Имя его жены значилось на листе бумаге у двери в дальнем конце коридора. Он вошел в Зал вечного покоя. Тень знал большинство собравшихся здесь: коллеги Лоры, несколько ее друзей.

Все они его узнали. Это он видел по лицам. Однако никаких улыбок, никаких приветствий.

В конце комнаты находилось небольшое возвышение, а на нем – кремового цвета гроб с несколькими корзинами цветов, картинно расставленными вокруг: алыми и желтыми, белыми и темными, кроваво‑пурпурными. Он сделал шаг вперед. Ему не хотелось идти вперед; он не смел уйти.

Мужчина в темном костюме – Тень решил, что это работник похоронного бюро – обратился к нему с вопросом:

– Сэр? Не хотите ли расписаться в книге памятных записей и соболезнований? – И указал на открытый, переплетенный в кожу том на небольшом пюпитре.

Аккуратным почерком он вывел «ТЕНЬ» и сегодняшнюю дату, а потом также медленно приписал ЩЕНОК: он вес оттягивал минуту, когда придется пройти вперед, туда, где столпились люди и где стоял на возвышении гроб с тем, что уже не было Лорой.

В дверь вошла хрупкая женщина, помялась на пороге. Волосы у нее были медно‑рыжие, костюм – дорогой и очень черный. «Вдовий траур», – подумал Тень, хорошо ее знавший. Одри Бертон, жена Робби.

В руках Одри держала букетик весенних фиалок, перевязанных внизу серебристой ленточкой. Такие букетики дети собирают весной, подумал Тень. Но сейчас для них не сезон.

Одри прошла к гробу Лоры. Тень пошел следом.

Лора лежала, закрыв глаза и сложив на груди руки. Этого строгого синего костюма Тень никогда раньше на ней не видел. Длинные каштановые волосы откинуты со лба. Это была его Лора и не его; потом он понял, неестественной была безмятежность – Лора всегда спала беспокойно.

Одри положила ей на грудь букетик фиалок. Потом пожевала губами и что было сил плюнула ей в лицо.

Упав Лоре на щеку, слюна медленно потекла вниз к уху.

Одри уже уходила из комнаты, и Тень поспешил за ней следом.

– Одри? – окликнул он.

– Тень? Ты сбежал? Или тебя выпустили?

Тень задумался, не принимает ли она транквилизаторы. Голос у нее был сухой и отстраненный.

– Меня вчера выпустили. Я свободный человек, – сказал он. – Что, черт побери, это значит?

Она вышла в полутемный коридор.

– Фиалки? Они всегда были ее любимыми цветами. Детьми мы весной собирали их вместе.

– Я говорю не о фиалках?

– Ах, об этом. – Она стерла что‑то невидимое из уголка рта. – А я думала, это очевидно.

– Мне нет, Одри.

– Разве тебе не сказали? – Голос у нее был спокойный, равнодушный: – Твоя жена умерла с членом моего мужа во рту, Тень.

Он вернулся в часовню. Плевок уже кто‑то вытер.

После ленча – Тень поел в «Бургер Кинг» – были похороны. Лору погребли на маленьком экуменическом кладбище на краю города: просто холмистый луг с перелеском, испещренный черным гранитом и белыми надгробьями.

На кладбище он приехал на катафалке Уэнделла вместе с матерью Лоры. Миссис Маккейб как будто считала, что в смерти Лоры повинен Тень.

– Будь ты здесь, – сказала она, – такого бы не случилось. Не знаю, зачем она за тебя вышла. Я ведь ей говорила. Сколько раз я ей говорила. Но ведь матерей никто не слушает, правда? – Она помолчала, внимательнее вглядевшись в лицо Тени. – Ты подрался?

– Да, – ответил он.

– Варвар, – бросила миссис Маккейб, потом поджала губы, вздернула голову, так что затряслись все ее подбородки, и стала смотреть прямо перед собой.

К удивлению Тени, Одри Бертон тоже явилась на кладбище, но держалась в отдалении, позади всех.