Полиция Чикаго решила безотлагательно провести обыск места жительства Ларри Эйлера. Логика этого решения выглядела прозрачной: обыск имел смысл только до тех пор, пока средства массовой информации не сообщили об обнаружении трупа Дэвида, ибо как только это случится, убийца, скорее всего, избавится от изобличающих его улик.

В 7 часов утра 8 мая — на следующий день после обнаружения останков Блока — бригада детективов полиции Чикаго при поддержке штурмовой группы вломилась в квартиру Ларри Эйлера. Появление правоохранителей нарочито было обставлено максимально жёстко и нелояльно, Ларри «брали» так, словно это был наркобарон с арсеналом огнестрельного оружия под кроватью. Сцена, представшая перед глазами ворвавшихся в квартиру полицейских, оказалась в высшей степени необычной: Эйлер почивал в одной кровати с Добровольскисом, а жена последнего… спала в соседней комнате с младшим из сыновей (то есть общим ребёнком Салли и Джона). Женщина была шокирована грохотом и воплями, сопровождавшими появление полиции. Надо сказать, что и последовавший допрос мало способствовал её успокоению. Салли считала, что с Ларри давно сняты все подозрения, во всяком случае, так ей сказал муженёк, однако полицейские не отказали себе в удовольствии заявить прямо обратное, а именно — подозрения в отношении Ларри сохраняются, и он по-прежнему находится под следствием, которое может длиться до 18 месяцев. Салли казалась искренне потрясена этой новостью, вечером она закатила скандал своему бисексуальному мужу и, забрав детей, уехала от него. Правда, позднее женщина одумалась и возвратилась к Джону, так что ситуация в конечном итоге вернулась на круги своя.

Детективы в квартире Эйлера в поисках кольца и кошелька Дэвида Блока перевернули всё вверх дном. Все их усилия, однако, оказались безрезультатны, ничего предосудительного найти не удалось. Они удалились не солоно хлебавши, однако косвенный итог эта акция всё же возымела. Ларри Эйлер был в ярости от бесцеремонных действий полиции, он закатил перед Шипперсом настоящую истерику, требуя от адвоката, чтобы тот вчинил полиции иск за диффамацию. Эйлер даже нарисовал в собственном воображении сумму компенсации, которую хотел бы получить от правоохранителей — 500 тыс.$. Столь крупной суммой он, очевидно, рассчитывал поправить своё материальное положение на ближайшие годы, покончить с ненавистной работой маляром и жить далее так, как он посчитает удобным — виски, плеть, педофилия… Надо думать, Шипперс был немало поражён тупостью своего подзащитного, ему стоило немалых усилий отговорить Эйлера от столь безрассудного шага как судебная тяжба с департаментом полиции. Он доказывал, что Эйлер, будучи главным подозреваемым в расследовании серийных убийств, имеет нулевые шансы отсудить у штата полмиллиона долларов, поскольку представители полиции без малейших затруднений докажут в суде правомочность своих действий.

Ларри настаивал на необходимости иска, и в итоге у него вышел крупный и крайне неприязненный разговор с Шипперсом. Идея заполучить на халяву огромную сумму денег прочно завладела воображением первого, но последний категорически отказался от участия в этой авантюре. При этом Шипперс напомнил, что Эйлер остаётся ему должен весьма значительную сумму денег — порядка 17 тыс.$ — и до тех пор, пока она не будет полностью выплачена, ни о каких новых судебных тяжбах речь не может идти в принципе. Эйлер чрезвычайно возмутился тем, что его, как он считал, попрекнули деньгами. В крайнем раздражении Ларри позвонил Литтлу и попросил того помочь как можно скорее расплатиться с противным адвокатом, унижающим Ларри напоминанием о долге.

Литтлу, видимо, обращение любовника, отношения с которым в последние месяцы сильно ухудшились, чрезвычайно польстило.