— Где?
— Карлос туда не сунется, даже если выйдет из тюряги.
Он улыбнулся ей, недоумевая.
— Почему?
— Ты не знаешь Карлоса. Он никому не скажет. Он будет выжидать.
Тут он поцеловал ее, очень нежно.
— По-моему, ты несешь чушь.
— По-твоему, я несу чушь, потому что ты никогда не знал таких, как Карлос.
— У тебя семь пятниц на неделе.
— Не будь занудой, детка. Ты занудный старик. — И тут она поцеловала его так же нежно, как он ее, глядя ему в глаза, чтобы разрешить свое недоумение, которому еще не могла придать форму вопросов. — Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Нет, если ты сама не хочешь уйти.
Его кожа была моложе его глаз. Он лежал обмякший — было видно, что сейчас ему ничего не хочется.
— Я нашла фото твоей жены. Она очень красивая. — Это был очередной вопрос.
— А что ты еще нашла?
— Заплесневелый сандвич под кроватью.
— Что-нибудь еще?
— Пойдем в клуб.
— Нет тут клубов.
— Ну тогда в бар.
— Ненавижу бары.
— Ты занудный старик, Клод.
— Да, — ответил он. — Знаю.
И тогда она принялась целовать его — сначала шею, потом грудь, а потом его вялый член, пока он не напрягся и не отвердел у нее во рту. Она работала губами и языком медленно, ласково и с удовольствием услышала его тихий стон.
Снаружи, у реки, квакали лягушки.
Они крепко держались за руки и медленно занимались любовью, чувствуя себя странно счастливыми в своем взаимном недоумении.
5.
А потом, в последнюю неделю зимы, посыпались письма, и чуть ли не каждый вечер она узнавала что-то новое об одиссее рок-музыкантов, которых теперь искали, чтобы допросить в связи с полученной от Карлоса информацией.
— Он хочет сторговаться с полицией, — сказала она.
— Как это? — спросил он.
— Он хитрый ублюдок, — сказала она.
Клод читал письма с недоверием и страхом: он не верил в реальность событий, за которыми наблюдал, и (к своему удивлению) боялся, что рок-группа приедет к нему домой и заберет Джули из его скучного мира в свой, полный приключений.
Сидя за разработкой системы канализации для шестиэтажного офисного здания и глядя на унылые городские улицы с их предсказуемыми приливами и отливами, он думал только о рок-группе и амфетаминах ценой в миллион (или полмиллиона?) долларов.
Хо-Чин, легендарный ударник, двигался на юг, тайно пересекая границы в расчете на неафишируемую встречу с Эриком, ведущим гитаристом. Эвелина, отсидевшись в Гонконге, проскользнула на судно для перевозки скота и плыла на нем с грузом кокаина и планом просочиться в страну через Дару в Новой Гвинее и Остров Четверга.
И каждый из них, представлялось Клоду, пока он корпел над своими осточертевшими чертежами и размышлял, где повесить зеркала, перед которыми будут краситься довольные жизнью машинистки, — каждый из них был царем среди царей и их воссоединение должно было стать более грозным и волнующим, чем слияние горных рек.
Затем начались задержки, осложнения.
Пола арестовали в Бангкоке за то, что он подрабатывал как бродячий актер (Клод выслал деньги). У Эвелины завязался в Сурагайе роман с каким-то мусульманином, и теперь она путешествовала в Мекку со своими секретами из мира неверных, белыми простынями, сизыми мусульманскими членами в тусклых рассветных лучах и вентиляторами, медленно вращающимися за расплывчатой противомоскитной сеткой. Она, что когда-то пела в лондонском метро под двенадцатиструнную гитару (подкиньте на кокаинчик), девушка с прекрасным евразийским лицом и прямыми иссиня-черными волосами, тонкая и нервная, как амфетамины ценой в миллион долларов. |