Все стало еще хуже, когда она сказала:
– Я имею в виду, если сравнить мужчин с женщинами, например. – У нее была манера то и дело напускать на себя хитрый вид, так же как время от времени она подпускала в свою речь легкий акцент – вроде немецкий; вид этот она принимала, сужая и снова расширяя глаза, прежде чем улыбнуться: – Если опустить очевидное.
– Ну... – начал я и не смог придумать ни одного сравнения, которое не раскрывало бы мою сущность в гораздо большей степени, чем женскую. Я решил начать с чего-нибудь попроще. – Женщины смелее мужчин, – предложил я наконец.
– Кто же этого не знает, – ответила она.
– У них больше развито воображение.
– Правда?
– Я не говорю, что они более творческие натуры. Я не знаю, более или менее. Я хочу сказать, что женщина может перекроить себя заново.
– Женщины всегда меняются, – кивнула она. – А мужчины, по прошествии какого-то времени, перестают меняться совсем.
– Да, – пришлось согласиться мне, – для большинства мужчин к тому времени, как им исполняется двадцать пять, поезд уже ушел. А женщины едут в этом поезде до конца своей жизни.
– Да.
– Они сильнее и выносливей, – предложил я еще одно простое наблюдение.
Она пригубила свое вино и подождала.
– Это все хорошие качества.
– Да.
– Ты же не думал, – улыбнулась она, – что сможешь обмануть меня, перечисляя только хорошее.
– Ну... – смешался я. – Женщины меньше прощают.
– Да.
– Они в меньшей мере готовы отвечать за свои внутренние противоречия.
На это она ничего не сказала.
– Они менее романтичны.
– Менее романтичны?
– Конечно, это вовсе не обязательно хорошо или плохо.
– Женщины менее романтичны, чем мужчины?
– Да.
– Ничего подобного.
– Вообще-то это единственное, в чем я действительно убежден.
– Я не знаю ни одной женщины, которая согласилась бы с этим.
– Это потому что для женщины романтика – это манера поведения, может, даже ритуал, в то время как для мужчины это вопрос жизни и смерти. Если, конечно, это мужчина, который вообще согласен за что-либо умереть.
– Да, но, – ответила она уничтожающим тоном, – может быть, женщинам не всегда была доступна возможность умирать за романтику.
– Вот тебе и ответ.
– И вообще, ты обобщаешь.
– Ты меня и просила обобщить, помнишь? Отвечай за свои противоречия.
Она хищно расширила глаза. Она спросила, как меня зовут, и я сказал ей, и она сказала, что, кажется, слышала обо мне; я сказал ей, что сомневаюсь в этом, и она спросила, не писал ли я когда-то книги, и я признался, что писал.
– Я, кажется, читала рецензию на одну из них, – сказала она. – На самую последнюю.
– Это было достаточно давно.
– На пафосную такую.
– Все мои книги пафосны, – заверил ее я. – Просто последняя была особенно пафосной.
– Меня зовут Джаспер.
– Какое интересное имя.
Ей наскучило ее интересное имя.
– Это имя без причины, – объяснила она. – Нет, мои родители не думали, что у них будет мальчик. Нет, они не зачали меня в городе под названием Джаспер. Они не назвали меня в честь Джаспера Джонса или в честь дядюшки Джаспера, который оставил им миллион долларов... – На пальце у нее было кольцо в форме кошки, свернувшейся клубком вокруг красного камня. |