– Где твой дом?
– У меня нет дома.
– Где ты живешь?
– Я живу там, где я есть. – Она отбросила волосы с лица. – С тем, с кем я в этот момент.
– Мы можем с тобой поехать в какой-нибудь социальный центр. Где тебе помогут с твоими проблемами.
– У меня нет проблем.
– Там может быть кто-то, кто сможет устроить так, чтобы тебе не пришлось больше этим заниматься.
– Чем заниматься? – Она сузила глаза. – Что ты имеешь в виду – чтобы мне не пришлось больше этим заниматься? А чем я таким занимаюсь? Знаешь, – ей удалось добиться самого вкрадчивого тона, – я готова спорить, что ты проезжал и раньше мимо угла, где я стою, правда ведь? Готова спорить, что ты много раз проезжал мимо и глазел на меня. И вообще, не тебе ли это я отсасывала в машине пару месяцев назад?
– Видишь ли, – объяснил я, – я намного старше тебя, так что можешь оставить свою эпатажную уличную философию при себе. Я говорю не о том, плохо ли это вообще, я говорю о том, плохо ли это для тебя. И никогда ты не отсасывала мне в машине. Все, что ты когда-либо делала в моей машине, это спасала свою задницу, после того, как я вытащил тебя из воды, когда тебя чуть не смыло по бульвару Сансет.
– Я уже сказала «спасибо», – пробормотала она раздраженно, хотя ничего подобного она не говорила.
Она встала из-за стола и замерла посреди кухни.
– Мне некуда идти, – сказала она изменившимся голосом, как будто снова могла сбрендить, как тогда, когда только что сюда попала. – Я остаюсь у мужчин, пока не надоем им, и тогда они дают мне денег, чтобы я могла снять комнату где-нибудь, в мотеле, что ли, если мне сразу же не попадется новый клиент. Мне нет смысла снимать себе квартиру, потому что я бы там все равно не ночевала.
Я не хотел, чтобы она снова начала сходить с ума.
– Прекрасно.
– У меня нет денег – я два дня, что сидела здесь, не работала.
– Ах, как жаль, что ты не смогла поработать.
– Если ты мне дашь денег за два дня работы, может, я бы ушла.
– Сколько?
– Пятьсот баксов.
– Чего?
– Ну ладно, ладно, – сказала она. – Я не виновата, что ты за эти деньги не хочешь меня трахать.
– Я думал, тебя надо трахать за спасение твоей жизни и за то, что я разрешил тебе здесь пожить.
Она опустила глаза и стала теребить кончики волос.
– Ну да, – сказала она тихим голосом. Она подняла взор и безрадостно уставилась в окно. – Я не могу пока уйти.
– А когда сможешь? – огрызнулся я.
– Когда прекратится дождь! – взвыла она.
И стало ясно – она была в заложниках у дождя, а я – у нее. Я дал ей постоять и пореветь на кухне добрых полминуты, прежде чем встал из-за стола и протянул ей салфетку, чтобы вытереть лицо. Поговорим об этом завтра, сказал я ей так мягко, как только мог. Я все думал, может, дождь прекратится, и она захочет уйти. Когда она направилась в спальню и я снова разложил простыни и одеяла на полу в главной комнате, она взглянула на них в последний раз, прежде чем исчезнуть, и сказала:
– Я не виновата, что ты спишь на полу.
На следующий день дождь лил сильней, чем прежде. Однако Принцесса уже не очень обращала внимание на дождь. Она больше не смотрела на него с тем же ужасом в широко раскрытых глазах. Равнодушно перелистывая один журнал за другим, она, казалось, почти забыла про дождь, и я понял: она довольно твердо уверена в том, что уютное пребывание под моей крышей выдастся затяжным, и дождь успел ей наскучить. |