Доплыв до него, голый и дрожащий, я падаю навзничь. Я не ощущаю ни облегчения, ни радости. Все то же черное отчаяние. Я начинаю понимать, что забвение — не для меня, как бы отчаянно я к нему ни стремился. Выбравшись на набережную, я вспоминаю про одежду. Наверняка до нее теперь не меньше нескольких миль. Я страшно устал, но в мозгу уже рождается коварная мысль, как воспользоваться ситуацией и отомстить моим обидчикам. Для мира я умер. Когда завтра полицейские обнаружат мою одежду и записку, к какому заключению они придут? Они непременно допросят Ивэна и Анжелину, и тогда мои враги узнают, что я умер и случилось это по их вине. В какие мучения я их ввергну! Как буду упиваться их страданиями. И самое главное, я наконец-то перестану быть Джоном Прайсом. Этот червяк, этот несчастный безумец исчезнет без следа, а я стану новым человеком.

И вот, на обратном пути, замерзший и испуганный, я рождаюсь во второй раз. Проходя мимо домов где-то в районе Фаррингдон-роуд, я замечаю выпавший из почтового ящика конверт. Машинально я поднимаю его и читаю свое новое имя — Мартин Твейт.

Несколько дней я лежу в горячке, а когда нахожу в себе силы, чтобы подняться с постели, мои враги уже знают правду. Я понимаю это по их трагическим лицам и скорбно опущенным плечам. С каким мрачным удовлетворением наблюдаю я, как они оплакивают меня! Каждый проблеск сожаления в их глазах бальзамом проливается на мою душу. Облачившись в одежду с чужого плеча, я неустанно выслеживаю их. Иногда я подбираюсь так близко, что слышу их разговоры. Они никогда не упоминают моего имени, но я безошибочно угадываю, о чем они думают, по коротким печальным репликам, виноватым взглядам и недомолвкам.

Однако скоро — подумать только, проходит так мало времени! — жизнь моих врагов возвращается в нормальное русло. На их лицах снова появляются улыбки, они снова целуются и хохочут. Не проходит и двух недель после моей «кончины», а они уже забыли обо мне. Я не могу поверить в подобное бессердечие! Выходит, моя жизнь так мало значила для них? Подумать только, мой лучший друг и моя единственная любовь! Из-за них я покончил с собой, а не прошло и двенадцати дней, и вот они сидят себе в таверне, шутят, с аппетитом вкушают пищу, спят, любятся друг с другом! Я задумываю месть.

Вечером первого июня 1893 года, облачившись в старую одежду и припудрив руки и лицо, я появляюсь в квартире Ивэна. Неслышно прохожу мимо Анжелины, которая мирно дремлет на диване. Ивэн сидит на кухне и, что-то бормоча себе под нос, наливает виски в два стакана. Футах в трех от него я останавливаюсь. Ивэн поворачивается и случайно замечает в оконном стекле призрак своего почившего друга Джона Прайса. О, какой вопль извергают его уста! Какой сладкой музыкой звучит для моих ушей звон разбитого стекла! Встревоженная Анжелина вбегает на кухню, но мне удается ускользнуть. На сегодня моя работа завершена, но завтра я явлюсь им в парке или в опере… Я буду годами преследовать их! Я стану их Банко!

Ночью я сплю на удивление крепко. На следующий день, желая узнать, какое впечатление произвел на зрителей мой вчерашний выход, я снова отправляюсь к Ивэну. Квартира пуста, и тогда я иду на Лафф-стрит. На безоблачном небе сияет солнце. Пот стекает по лицу, смывая пудру. Еще с улицы я слышу звук, с которым из бутылки шампанского вылетает пробка. Крадучись, я обхожу дом и оказываюсь на залитой солнцем лужайке. Анжелина и ее дружки, эти счастливчики, родившиеся в рубашках, сидят на одеяле, пьют и веселятся. Я не верю своим глазам — эти чудовища затеяли пикник! Картина повергает меня в такую ярость, что я едва сдерживаюсь, но тут замечаю, что Ивэна с ними нет. Время от времени Анжелина обращает рассеянный взгляд к чердачному окну.