Затем Джеймс вспомнил о мобильном. Он вытащил телефон из кармана и отключил. Больше никаких тревог, сплошное блаженство. Тишина: кто бы мог подумать, что тишина может звучать так по-разному? Ты сделал это, повторял себе Джеймс. Ты нашел ключ. Чтобы убедиться, Джеймс нащупал ключ в кармане брюк. Маленький, твердый и холодный. В другом кармане лежала пачка пятидесятифунтовых купюр. Джеймс поклялся, что больше их не потеряет.

Вздохнув, он поднес стакан к глазам, и мир изменился: потеплел, увеличился в размерах, засверкал. Все вокруг плясало в золотистом свете. В конце концов Джеймс так накачался шампанским, что вышел из бара шатаясь, но абсолютно счастливый.

Снаружи уже наступила ночь. Никогда еще Джеймс не видел на небе столько звезд сразу! Он спустился на Грин-авеню и заглянул в супермаркет. Из потолочных динамиков Фил Коллинз бормотал что-то суровое и зловещее. Достал ты, Фил, своей мрачностью, подумал Джеймс, покупая вино, шоколад и апельсины.

В свете фонарей Лаф-стрит выглядела таинственно. Напротив дома двадцать один Джеймс остановился и с любовью всмотрелся в его морщинистое лицо. Скоро эти деревянные веки приподнимутся, а деревянные губы заговорят. Он мог бы зайти в дом прямо сейчас, хотя проводка наверняка не работает. Джеймс подумал о человеке, которого преследовал с утра. Малькольм Трюви. Вспомнив проницательные, все понимающие глаза, Джеймс вздрогнул.

Возвращался он в подавленном настроении. Всю дорогу Джеймсу слышались шаги за спиной. В постели он выпил немного вина, закусив апельсином, но вскоре опьянение сменилось усталостью. Почистить зубы и принять таблетку от аллергии не было сил, поэтому Джеймс просто переоделся в пижаму, лег и выключил свет. Некоторое время я наблюдал, как его лицо разглаживается во сне, как стираются страх, подозрительность, сожаления и надежды. Ощущая странную нежность, я рассматривал его губы, лоб, щеки и глаза. Как же раздражал меня порой этот несносный Джеймс Пэдью! Какую жалость вызывал иногда! Мысль об ожидавших его страданиях не доставляла мне радости.

Когда глаза привыкли к темноте, я поднял одеяло и принялся разглядывать знакомые очертания: юные, на зависть упругие мышцы, сплетенные в странной, словно вопросительный знак, позе. Мне еще не доводилось подсматривать за ним спящим. Удивительное зрелище. Под пижамой угадывались очертания пениса и яичек. Неожиданно пенис напрягся, и Джеймс застонал во сне. Я тихо рассмеялся — уж я-то знал, кто ему снится. А он — он по-прежнему блуждал впотьмах.

3

Манускрипт в стене

~~~

На следующее утро Джеймс собрал вещи и двинулся в сторону Лаф-стрит. Припарковался у обочины и долго сидел в кабине, всматриваясь в ставший почти родным обветшалый лик дома. Странное это чувство — внезапно обрести то, к чему так давно, так отчаянно стремился.

Джеймса мучили сомнения. Что, если он ошибся и внутри ждет ловушка? Мелькнула мысль о побеге. Прихватить тысячу фунтов — и на самолет, навстречу солнцу и свободе. Он даже не нарушит контракта — получение тысячи фунтов не оговаривалось никакими условиями, — но именно поэтому Джеймс никогда бы так не поступил.

Наконец он заставил себя выйти из кабины. На миг Джеймсу представилось, что внезапно он очутился посреди пустой сцены, а из зала наблюдают сотни любопытных глаз. На крыльце Джеймс обернулся — улица пустынна, в окнах соседних домов ни души. Прислушался: дальний шум автострады, шорох листьев на ветру, где-то надрывается телефонный аппарат. Джеймс вставил ключ в отверстие и провернул.

Дверь отворилась без труда. Солнечный луч прорезал сумрак коридора. Джеймс шагнул внутрь, автоматически спросил: «Есть кто-нибудь?» — и снова прислушался. Тишина, лишь упрямый телефонный звонок. Наверное, у соседей.

Он вытащил ключ из замочной скважины, но дверь за собой закрывать не стал.