Дым застилал глаза, поэтому Джеймс потушил сигару и поднял глаза. Со стен и потолка на шнурках свисали рождественские открытки. В этом году Джеймс не отправил и не получил ни одной. Мать пугало, что сын растерял все связи. Мам, неужели ты думаешь, что всем им есть до тебя дело, пожимал плечами Джеймс. Тебе и самой вряд ли так уж интересны эти люди.

Он поднялся с дивана и перевернул несколько открыток: «Наилучшие пожелания от Джеффа и Сандры», «С Новым годом! С любовью, Мириам, Кит и Джонсы». Кто эти люди? Как связаны с его родителями? Джеймс продолжал переворачивать открытки, пока не наткнулся на ту, которая заставила его иронически скривиться: «Поздравляю с Рождеством и желаю всего наилучшего в новом году! Ингрид».

Джеймс рассматривал знакомый почерк: круглые буковки, жирные точки над «i». Сердце забилось сильнее. Детский рисунок — зеленая елочка на белом фоне. Внутри пожелание: «Vrolijk kerstfeest en een gelukkig nieuwjaar». Джеймс закрыл глаза и постарался представить лицо Ингрид. Он помнил, как она выглядит, безошибочно узнал бы ее в любой толпе, но сейчас знакомые черты расплывались и рябили. Несколько секунд Джеймс даже не был уверен в том, какого цвета у Ингрид глаза, затем вспомнил. Синие. При желании он мог воссоздать в памяти каждый сантиметр тела Ингрид от пяток до макушки, но зачем? Она ушла из его жизни, превратившись в неловкое молчание за обеденным столом и имя на рождественской открытке, присланной не ему. Наверняка для нее я тоже перестал существовать, вздохнул про себя Джеймс.

Чтобы отвлечься от мыслей об Ингрид, Джеймс принялся разглядывать книжные полки. Верхнюю занимали детективы матери. Лет в двадцать пять Джеймс читал только их. Всякий раз в начале книги его захватывала тайна, а в конце ждало неизбежное разочарование. Детективные истории нужно читать с конца, решил Джеймс, чтобы в финале вас ждал загадочный и запутанный мир, так похожий на ваш, но иной; лабиринт, в котором каждое слово зашифровано и может стать начальным звеном в цепочке бесконечного множества смыслов, скрытых ключей и вероятностей.

На следующей полке стояли книги, купленные или одолженные в разное время самим Джеймсом: Кафка, Мелвилл, Камю, Бекетт и Шекспир. Сказать по правде, Джеймс осилил не все. Многие книги он так и не смог дочитать, раздраженный или утомленный нерешительностью главного героя, отсутствием смысла, очевидным безумием автора или растянутостью повествования. С точки зрения Джеймса, все герои этих книг заслуживали того, что с ними случилось. Разве не очевидно, что землемеру К. следовало оставить попытки добраться до замка, Ахаву прекратить преследовать белого кита, а судьям оправдать Мерсо? Разве не странно, что Владимир и Эстрагон не додумались оставить Годо записку и отправиться в паб, а Гамлет не понял, что сначала ему следует разобраться с собственными комплексами?

На нижних полках стояли философские труды, принадлежавшие отцу. Мистер Пэдью читал философию в университете, но это не мешало ему придерживаться мнения (проверенного годами учебы и преподавания), что его предмет — пустая трата времени. Сын мистера Пэдью философов не читал.

Из любопытства Джеймс стянул с полки том «Философского словаря» и принялся проглядывать статьи в алфавитном порядке. Он быстро обнаружил, что каждая статья содержит несколько перекрестных ссылок, и совсем скоро окончательно потерялся в лабиринте ассоциаций. Джеймс был поражен.