Хозяин дома Василий Лукич сколачивает гроб. Непогода, уже третью неделю дождь льет, как из ведра. Рыбак не может выходить в Онегу. Он томится от вынужденного безделья, не знает, чем себя занять.

И вот он, уверенный, что Тарасов уже не долго проживет, что протянет ноги не сегодня, так завтра, принимается мастерить гроб. Стругает доски, пилит, подгоняет по мерке.

А Тарасов все лежит и ждет смерти. Он сам знает, что скоро умирать. Теперь он слышит, как за тонкой стенкой хозяйка Мария Петровна обращается к мужу:

– Вася, иди суп похлебай.

– Подожди, – отвечает тот. – Я уж скоро управлюсь. Тогда и поем.

– Пустое это дело, – говорит хозяйка. – Может, он и не умрет.

– Не умрет, – передразнивает Василий Лукич. – Да от него уже покойником воняет. Он и пары дней не протянет.

Тарасов смотрит в потолок и тихо стонет. Ему не хочется слушать чужой разговор, не хочется жить, но и умереть он не может. Он тянется к чашке. Рука дрожит, вода выплескивается на пол, чашка падает.

– Говори тише, он может услышать.

– А что тут у нас за секреты? – удивляется Лукич. – Он сам знает, что помирает.

– Прошу тебя, Вася, тише. Ты бы лучше, чем гроб делать, за доктором на лодке съездил.

– По такой-то погоде? По такому дождю? Если разведрится, съезжу в конце недели. Только не разведрится. На всю неделю по радио дождь обещают. Говорю же, не жилец он. Помрет не сегодня, так завтра. И доктор ему не нужен.

Слышно, как хозяйка шмыгает сопливым носом. Видимо, в этот момент она сморкается и вытирает водянистые глаза кончиками платка.

– Скорей бы уж…

Мария Павловна переходит негромкий шепот.

– Скорей бы уж он помер. Измучилась я вся с ним. Стонет и стонет. Ни днем, ни ночью никакого спокоя нет. Измучилась я…

– Потерпи, – отвечает муж. – Не долго теперь мучиться. Ведь и живым его в могилу не закопаешь. А то, может, его обратно к озеру отнести? На то место, где ты его нашла?

– Господь с тобой…

– Я и говорю, не закопаешь живым, – говорит Лукич. – Я на себя греха такого не возьму.

– Что ты, что ты…

– А, может, он преступник? Может, он зек беглый?

– Не похож он…

Тарасов не может дослушать разговор, сил не осталось.

Он лежит на спине, смотрит в потолок и плачет. Болят сломанные ноги, лоб сделался горячим, а язык сухим и шершавым. Слезы туманят глаза, потолок расплывается, темный дождливый день сменяется таким же темным вечером. Но некому вытереть слез.

Он снова забывается дремотой, стонет во сне, бормочет какие-то слова. Сколько времени он тогда проспал? Неизвестно. Жужжат комары, дождь барабанит по крыше. А за стенкой все стучит молоток. Стук-стук-стук… Господи, когда же это кончится, когда придет смерть?

…Хозяйка садиться в изголовье кровати. В её руках чашка с крепкой ухой, поверх которой лежит толстый ломоть черного хлеба.

– Поешь, – говорит она. – Надо есть.

Тарасов с усилием отрывает голову от подушки, пытается сесть. Но боль сводит ноги. Он морщится, старается не застонать. Мария Петровна подкладывает вторую подушку ему под спину. Она поит Тарасова из чашки бульоном. Он обжигается, но пьет, кусает хлеб. Первый раз он чувствует аппетит. Он хочет есть.

– Который сегодня день? – спрашивает он.

– Двадцать девятое, – отвечает хозяйка.