Но, читая, Амори невольно прислушивался к тому, что происходило рядом, и хотя он следил глазами за строчками, эти строчки ни о чем ему не говорили, так как разумом он был в соседней комнате, от которой его отделяла тонкая дверь, таким образом, он слышал все упреки, какими Мадлен осыпала парикмахера и портниху, он слышал все, даже то, как она нетерпеливо стучала ножкой по паркету.
В это время дверь напротив будуара открылась, и появилась Антуанетта. По совету Мадлен, она надела простое платье из розового крепа, без всякого украшения, без цветка без драгоценностей; невозможно было одеться более скромно, чем она, и, однако, она была прелестна.
— Боже мой, — сказала она Амори, — вы здесь, я не знала. — И она хотела уйти.
— Почему вы уходите? Подождите хотя бы, чтобы я сделал вам комплимент! На самом деле, Антуанетта, вы красавица сегодня!
— Тихо, Амори, — сказала девушка шепотом, положив палец ему на губы, — не говорите об этом.
— С кем вы, Амори? — спросила Мадлен, открывая дверь, завернувшись в большую кашемировую шаль, и смерила быстрым взглядом бедную Антуанетту, сделавшую шаг, чтобы удалиться.
— Но вы сами видите, дорогая Мадлен, — ответил молодой человек, — я говорю с Антуанеттой и делаю комплимент по поводу ее туалета.
— Без сомнения, такой же искренний, как те, который вы только что сделали мне, — сказала девушка. — Вы бы сделали лучше, если бы помогли мне, Антуанетта, чем выслушивать все, что вам говорит этот скверный льстец.
— Я только что вошла, Мадлен, — сказала девушка, — и если бы я знала, что нужна тебе, я пришла бы пораньше.
— Кто тебе шил это платье? — спросила Мадлен.
— Ты же знаешь, что я привыкла сама, и мне не нужна ничья помощь для этого.
— Ты права, так как ни одна портниха не сошьет такое платье.
— Я тебе предлагала сшить платье. Но ты отказалась.
— А кто тебя одел?
— Сама.
— А кто причесал?
— Сама. Это моя повседневная прическа, как ты видишь, я ничего не добавила.
— Ты права, — сказала Мадлен с горькой улыбкой, — тебе никто не нужен, чтобы быть красивой.
— Мадлен, — сказала Антуанетта, подойдя к кузине и говоря так тихо, чтобы Амори не мог услышать, что она говорила, — если почему-то ты не хочешь, чтобы я появлялась на балу, скажи только слово, и я останусь у себя.
— Но почему я должна лишать тебя этого удовольствия? — сказала очень громко Мадлен.
— О, клянусь тебе, дорогая кузина, этот бал совсем не доставляет мне удовольствия.
— Я думала, — сказала Мадлен со скрытой горечью, — что все, что составляет мое счастье, доставляет удовольствие для моей хорошей подруги Антуанетты.
— Разве нужны мне звуки музыки, ослепительный блеск и шум бала, чтобы разделить твое счастье, Мадлен? Нет, клянусь тебе, что в своей одинокой комнате я буду горячо желать тебе счастья, как и на самом оживленной празднике, но сегодня я нездорова.
— Ты, нездорова! — вскрикнула Мадлен. — С такими блестящими глазами и с таким свежим цветом лица? Тогда что я могу сказать о себе, с моим бледным лицом и с моими удрученными глазами? Ты нездорова?
— Мадемуазель, — сказала портниха, — не можете ли вы пройти, платье готово.
— Ты сказала, что я смогу тебе помочь? — робко спросила Антуанетта. — Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Делай, что хочешь, — подхватила Мадлен, — я не могу тебе приказывать; хочешь — пойдем со мной, хочешь — оставайся с Амори. |